Ирвин Уэлш - Тупая езда

— Но Хэнк достал мне билет и место в пеникуикском автобусе, — говорю я ей. — Ага, в пеникуикском автобусе.

— Я боюсь, что они тебя посадят! Из-за нее! Из-за Джинти!

— Но с тех пор я уже выходил из дома, Карен. Ага, я выходил несколько раз, с тех пор как похоронили маму, — говорю я ей.

— Да, но ты выходил по работе и чтобы съездить в больницу и сыграть с Терри в гольф, — говорит она. — Не в общественное же место! Общественное место — это совсем другое, там полиция, камеры! Джонти, ну посмотри ты его по телевизору, — умоляет Карен. — Ты слишком многим рискуешь!

— Но ведь об этом знаешь только ты, Карен, — отвечаю я ей. — Понимаешь, звонил Хэнк, я поднял трубку, и теперь он знает, что я вернулся домой, он сказал, что у него есть для меня билет. Ага, билет. Мы поедем с Малки и все такое. На пеникуикском автобусе, и никого из «Паба без названия» там не будет, я с ними не встречусь!

Уголки ее губ опускаются, Карен неотрывно смотрит в камин.

— Ладно, Джонти, только один раз, но смотри там на матче. Не вмешивайся ни в какие истории с фанатами «Хибз». Этот Джус Терри, конечно, веселый парень, но я в городе всякое о нем слышала.

— Не-не-не, я не буду, точняк, не-не-не, но Терри не фанат «Хибз». Он просто болеет за «Хибз», ага, но ничего плохого вместе с фанатами «Хибз» он бы делать не стал.

— Я слышала разные вещи, — говорит она и уходит на кухню.

Я был весь взволнован, но, к собственному удивлению, суперклево проспал всю ночь. Ага, так и есть. Нужно отдать должное Карен, она приготовила для меня ролл с яйцом и еще один с беконом, правда без черного пудинга, который готовила для меня Джинти, точняк, без черного пудинга. Но это Пеникуик, и здесь все не так, как в городе, точняк, точняк, точняк, Пеникуик, точняк. Ага. И вот я выхожу на главную улицу и сажусь в пеникуикский автобус. Мы проезжаем мимо автобуса «Хибз», который стоит на другой стороне дороги, и суперклево. Я поднимаю руку, показывая пальцами V, но потом замечаю в автобусе Джима Макаллана и превращаю этот жест в простое помахивание рукой.

Он смеется мне в ответ. Ага. Джим Макаллан. Пеникуик. Ага.

На то, чтобы добраться дотуда, уходит ужасно много времени, даже учитывая, что я рано вышел, точняк, все из-за пробок, но я наконец-то оказываюсь в этом пабе возле стадиона, где нам забронированы места. Ага, он весь забронирован. Мы пьем пиво и поем «„Хартс“, славные „Хартс“», «Мы будем поддерживать вас еще сильнее», «Привет, привет, мы парни из Горджи» и «Мой путь», но только в версии про «Хартс», это клево, хоть я и не знаю всех слов, точняк. И еще «Руди Скацел, машина для забивания голов» и «На-на-на-на-на-на-на-на-на-на-на, Пауло Сержио, Сержио, Пауло Сержио». Ага, поем все это.

Игра очень клевая, кажется, что это лучший день в моей жизни! Ну, может быть, еще тот день, когда я впервые привел домой Джинти и чуть не разломил ее на две половинки, но сегодня «Хартс» забили целых пять голов! «Хибз» забили только один, и одного игрока у них удалили! А потом, помимо всего прочего, судья еще и назначает им пенальти! Хэнк обнимает меня, и у всех на глазах слезы радости, я поднимаю кубок, и все идет хорошо до тех пор, пока мы не выходим и я не вижу парней из «Паба без названия». Эван Баркси замечает меня, лицо у него совсем обгорело, как и у его брата Крейга, он смотрит мне прямо в глаза, но ничего не говорит. Ага, его лицо полностью обгорело с одной стороны, как у того пластмассового Экшн-Мэна, который у меня был и которого я однажды оставил возле электрического обогревателя. Настоящий папа Генри отхлестал меня за это ремнем, он сказал: «Не вздумай больше оставлять пластмассовых солдатиков возле обогревателя, ты хоть знаешь, сколько они стоят?!» Забавно, что я сжег лицо одному близнецу Баркси, а моя мама сожгла другому! Точняк, ага ага ага!

Парочка парней, которых я, кажется, узнаю, подначивают Эвана Баркси, но я их не боюсь, потому что я с парнями из Пеникуика! Хоть я когда-то и жил в Горджи и скучаю по «Макдональдсу». Горджи можно и навалять!

В любом случае сейчас мы все слишком счастливы, чтобы драться, потому что сейчас нельзя устраивать драк, ну, может, хибби и могли бы устроить, но все они поехали домой! Я говорю об этом Хэнку, я говорю:

— Сейчас все хибби, наверное, уже дома, Хэнк!

— Да, так и есть, Джонти, — отвечает он. — Все дома — и все плачут навзрыд!

Мы все смеемся и смеемся, пока идем обратно к автобусу, но я вдруг вспоминаю о Джинти и о том, как бы мне не хотелось, чтобы личинки выели ей глаза, потому что тогда она не сможет посмотреть с небес вниз и увидеть, как я держу в руках кубок. Всю дорогу домой я плачу, думая об этом. Хэнк кладет мне руку на плечо и говорит: