Кейт Эберлен - Скучаю по тебе

— Это приятно? — спросила я.

— Да просто супер! Я даже не думала, что будет так клево.

— Ты любишь Фреда? — спросила я, ощущая, словно мне снова двенадцать лет.

— Наверное, — сказала Долл. — Мне иногда просто сложно поверить в это. Представляешь, Фред Маринелло!

Ночь выдалась морозная. От нашего дыхания поднимались облачка пара, каждый шаг отзывался хрустом инея на мостовой. Я подняла глаза к звездному небу.

— Подумать только, сколько пар встретилось сегодня впервые… Кто-то продержится вместе пару недель, а кто-то проживет вместе всю жизнь. Но никому не дано знать этого сегодня, в день первой встречи, — сказала я.

Долорес странно посмотрела на меня.

— Уоррен — нормальный парень, — сказала она. — Он продает товары по телефону.

Я не думала об Уоррене. Я даже не думала в тот момент о себе. Просто иногда я вот так смотрю на ясное звездное небо и думаю, что Вселенная так необъятна и непредсказуема, что удивительно, как наши мелкие жизненные события, происходящие на Земле, могут иметь большое значение для нас.

— У него есть служебная машина, — сказала Долл, как будто это добавляло ему очков.

— Слушай, я понимаю, со стороны кажется, что я такая привереда, но Уоррен сказал: «Да не ломайся! Фред шепнул, что тебе не хватает внимания!» — и это было не самое соблазнительное предложение.

— Ой! — сказала Долл. — Извини!

— Я правда очень рада за тебя и Фреда, — сказала я, потому что подумала, этого от меня и ждут. — Просто я переживаю, что теперь мы с тобой будем видеться реже. Наверное, я ужасная эгоистка, да?

— О, значит, нас таких двое!

Мы рассмеялись, и на секунду мне показалось, что между нами все как прежде. Но потом мы замолчали. Потому что теперь вряд ли мы уже были на равных.

Хоуп слышно было с улицы. Папа и мистер О’Нил пошли в паб, а миссис О’Нил не хотела слушать музыку в ожидании боя часов Биг-Бена.

— Она очень любит рождественские песни, да?

Миссис О’Нил воспитала четырех сыновей и Долл, но я никогда не видела ее уставшей, как после этого вечера, проведенного с Хоуп.

— Давайте я отведу ее домой, — предложила я.

— В такой час? — спросила миссис О’Нил. — Тем более что гостевая комната уже готова.

Я сказала Хоуп, что она может дослушать свой диск в спальне, но только если перестанет кричать, переоденется в пижаму и почистит зубы. И чтобы удостовериться, что истерики не повторится, я легла рядом с ней, хотя собиралась попить чаю с печеньем в компании Долл и ее мамы. Хоуп уснула, только когда диск почти закончился.

Я лежала, смотрела в потолок и думала о том, что я решила начать с этого Нового года.

Когда я была помладше, каждый год я писала свои обещания на Новый год красивым почерком, связывала их мамиными нитками для вышивания в свитки и вешала на комоде в своей комнате.

Я всегда буду мыть посуду.

Я буду больше помогать маме.

Я буду откладывать карманные деньги.

Я давно бросила записывать свои намерения, но все равно каждый новый год давала себе торжественное обещание начать новую жизнь, как большинство людей. Но теперь ничто не шло на ум.

Год назад мы с мамой отмечали Новый год вдвоем, с серебристой новогодней елкой, новогодним концертом по телевизору и рюмочкой сливочного ликера. Мои пожелания для себя самой на этот год были вполне понятными: сдать вступительные экзамены на «отлично» и скопить денег из зарплаты в магазине на летнюю поездку.

— А ты что загадала? — спросила я ее.

— А я каждый год загадываю одно и то же, Тесс: быть счастливой тем, что имею.

Если честно, я разозлилась на нее. Если бы она не была такой смиренной святошей, думала я, она могла бы многого добиться. Она была такой умной, начитанной — мама в неделю прочитывала по две-три книги из библиотеки. Она знала ответы на все вопросы в шоу «Кто хочет стать миллионером». Она бы многое могла, если бы захотела.

А теперь мне пришло в голову, что, может быть, тот факт, что она желала себе быть счастливой тем, что имеет , означало, что она была несчастна . Что не смогла реализовать своих возможностей в жизни.

Ну почему мы не говорили с ней об этом?

Почему она не говорила мне, что думает на самом деле, вместо того чтобы загадочно улыбаться с видом «скоро сама все поймешь»? Почему, если она могла сказать мне что угодно, она спросила меня, как прошла всенощная? И что, черт побери, я должна была понять по ночной бабочке?

Я отвернулась к стене и залилась горючими слезами, сдерживая рев и стон, сотрясаясь всем телом. Скрючившись на кровати, как младенец в утробе, я рыдала, пока вдруг не ощутила, словно мама озабоченно склонилась надо мной, как раньше в детстве, когда у меня был жар.