Аманда Проуз - Дитя клевера

Дот подхватилась с постели, словно ее ужалили, рука непроизвольно дернулась. К счастью, Уолли не сделал ни малейшей попытки привлечь ее к себе. Он лишь нежно погладил ее по плечу, потом прошелся рукой по ее волосам, отбросив несколько прядей назад.

— Тогда спокойной ночи! — Он отнял свою руку и отвернулся от Дот.

Они лежали рядом, словно два актера, изображающие сон, и каждый молил лишь о том, чтобы поскорее наступило утро следующего дня, хотя оба одновременно страшились того, что таит в себе этот грядущий день. Каждый из них, впрочем, волен сейчас встать и уйти из этой комнаты. Да, но что они станут делать завтра? Ведь завтра уже не будет никаких свадебных церемоний, которыми можно было бы заполнить хотя бы часть времени. А значит, целых двадцать четыре часа им предстоит провести в обществе друг друга, а они даже понятия не имеют, о чем им говорить и что делать.

Но вот дыхание Уолли стало ровным, и Дот поняла, что он спит. И только тогда она наконец дала волю слезам. Горячие слезы тихо катились по ее щекам, скользили по скулам, заливали нос и падали на подушку. В этих слезах были и горечь осознания своего нового положения — положения замужней женщины, и облегчение одновременно. Ведь она искренне боялась того, что Уолли попросту изнасилует ее, а как же иначе? Ведь они же муж и жена. А для нее лечь в постель с этим человеком означало то же самое, что лечь с первым встречным. И речь даже не столько о том отвращении, которое вызывало в ней все, что связано с физическим обликом Уолли. Дело в другом. Уолли в качестве мужа — это же прямое посягательство на ту запретную территорию и в ее душе, и в ее теле, которая до сих пор принадлежала только Солу. Ее Солу! Единственной любви всей ее жизни. А потому начало полноценных супружеских отношений с Уолли означало автоматическое стирание из ее памяти всего того, что связывало ее с Солом, вплоть до момента зачатия их сына Симона.

Дот еще долго лежала без сна, почти наслаждаясь собственным одиночеством под боком у спящего мужа. Она смотрела в темноту и все силилась найти ответ на один-единственный вопрос: как долго она сможет прожить вот так, рядом с этим мужчиной, в этой ужасной холодной квартире, прожить и при этом не сойти с ума?

Минуло уже три месяца со дня их свадьбы. Для Дот они стянулись в долгие-долгие годы. Она продолжала жить в состоянии все того же безмолвного отчуждения, и когда Уолли был рядом, и когда его не было дома, со страхом ожидая того момента, когда он вернется. Хотя трудно было назвать домом то помещение, в котором они ютились. Дот была уверена, что никогда эта квартирка не станет для нее настоящим домом. Родители навестили их лишь однажды. Атмосфера встречи была неловкой, и Джоан, и Рег чувствовали себя явно не в своей тарелке. Хотя Рег, по своему обыкновению, потрепался о том о сем с зятем, вспоминая некие забавные подробности свадебного застолья, они даже договорились о новой встрече друг с другом, но уже в пабе. И их несколько показное веселье лишь сильнее подчеркивало ту недосказанность, которая буквально витала в воздухе. Джоан тоже сделала вид, что не заметила той скудности быта, которая царит в доме новобрачных, хотя невольно подняла брови и сделал глубокий вдох, окинув взглядом убогую обстановку. Она ни словом не обмолвилась о том, что угощение на столе было предельно скромным, что у дочери запали глаза, а темные круги вокруг делали их похожими на два огромных синяка. Все четверо устроились в большой комнате, причем Уолли и Дот сидели прямо на полу, подложив под себя подушки. Где-то через час с небольшим Джоан вдруг засобиралась домой, сказала, что боится пропустить автобус, и все молча приняли ее объяснение как должное. Никто не возразил, не сказал, что вообще-то автобусы здесь курсируют регулярно, через каждые сорок минут. Ни Уолли, ни Дот не стали уговаривать родителей посидеть еще немного, выпить еще по чашечке чая, поговорить, вспомнить еще пару-тройку смешных историй. Все понимали: еще один час в компании друг друга они просто не вынесут. На прощание родители пообещали в следующий раз прихватить с собой Ди. Не преминули похвастаться школьными успехами младшенькой. И тут Дот впервые за весь день улыбнулась. Она мысленно представила себе этот сгусток энергии, это бьющее через край жизнелюбие, каковой была ее младшая сестренка, очень умная и добрая девочка.

Дот просыпалась с рассветом и сразу же принималась за хозяйские хлопоты. После переезда в Уолтемстоу она каждое утро начинала с того, что драила чистящей пастой все рабочие поверхности на своей крохотной кухоньке, потом наводила блеск на полке в камине для подогрева пищи, затем принималась за полы на кухне — подметала, мыла, скоблила. После чего наступал черед кранов и раковины из нержавеющей стали, которая полировалась до тех пор, пока не начинала сверкать, как зеркало. С помощью щетки для чистки ковров Дот выметала пыль из всех углов, сметая мусор с линолеума и бетонного пола, а в завершении уборки протирала влажной тряпкой каминную полку, спинки и сиденья двух виниловых стульев. Стулья презентовала им на свадьбу мать Уолли, слезливая женщина с бескровно бледным ртом. Вся уборка занимала минут двадцать, после чего можно было со спокойной совестью утверждать, что с домашними делами на сегодня покончено.