Аманда Проуз - Дитя клевера

— Уолли! Почему ты женился на мне?

Впервые за весь этот бесконечно долгий день она заговорила с мужем, обратилась к нему напрямую, и, кажется, ее вопрос застал его врасплох.

Уолли тупо уставился в пол, как будто там, среди этих пятен и брызг, можно было найти ответ, понятный им обоим.

— Ты же красивая! На такой любой захотел бы жениться!

Она взглянула на Уолли. Его комплимент не растрогал ее, не растопил сердце. Она вообще ничего не почувствовала, разве что жалость, причем к ним обоим. В сущности, они ведь оба попали в одну и ту же западню. Правда, он исключительно по собственной воле.

— А тебе не кажется, что прежде чем жениться, людям не мешает как следует узнать друг друга? Не говоря уже о любви…

— Думаю, со временем мы узнаем друг друга. И любовь придет… тоже со временем… если мы сами захотим этого… если будем совместно строить нашу общую жизнь…

Дот лишь молча кивнула головой. Ей вдруг почему-то не захотелось обижать Уолли, лишать его той слабой надежды, которая только что прозвучала в его словах. Пожалуй, это было бы слишком жестоко с ее стороны.

Наверное, пройдет много времени, — очень много! — прежде чем они снова вернутся к обсуждению этой темы.

Дот почистила зубы в холодной ванной, долго возилась над керамической раковиной бледно-зеленого цвета с непривычными ей кранами, потом переоделась в нейлоновую ночную сорочку. Подол моментально прилип к ногам. Дот попыталась оторвать материю и почувствовала легкое покалывание на коже, послышался слабый треск электростатического разряда. Дот причесала волосы, присыпала тальком подмышки и быстро шмыгнула в спальню, стараясь остаться незамеченной. Уолли сидел на матрасе, прислонившись к стене, и курил. Лампа была выключена, но оранжевый свет уличных фонарей лился через окна, создавая в комнате светящийся полумрак.

Дот, преодолевая тошноту, с некоторым любопытством уставилась на голый торс мужа. Какой же он худой! Но тело жилистое, мускулы крепкие, и живот плоский, мускулистый, пупок прямо наружу выпирает. Кожа какая-то полупрозрачная… и через нее отчетливо видны багровые вены, изгибающиеся в разные стороны. Издали это похоже на паутину. Трудно представить себе, что это тело видело когда-нибудь солнце. Дот невольно сравнила его с телом мужчины, единственного мужчины до мужа, которого она видела обнаженным. Впрочем, о каком сравнении можно вести речь? Сияющая шоколадная кожа Сола, буквально пропитанная солнцем, сильные руки, широкая мускулистая грудь, на которую она любила класть свою голову, чувствуя себя в такие минуты особенно покойно и уютно. Как дома! А здесь… Ничего общего! Но, может быть, это и к лучшему… Некая мизерная милость, проявленная к ней свыше. Потому что если бы Уолли был хотя бы в чем-то, хоть отдаленно похож на Сола, было бы еще горше. А так — никакого сходства! Если Сол был теплым, то Уолли — холодным, как лед, если Сол олицетворял собой силу, то Уолли — это сама слабость, если Сол — это любовь, то Уолли — лишь безразличное равнодушие.

Дот на цыпочках обошла матрас с другой стороны и повалилась на свободный край постели, дрожащей рукой натянув на себя простыню. Она лежала окаменело, похожая в чем-то на бетонную стену рядом с ней, внутренне сотрясаясь от холода и страха. Крепко зажмурив глаза, она молила сейчас лишь об одном: чтобы он не приставал к ней и дал уснуть. Лежать было неудобно, но она боялась пошевелиться, боялась поправить сорочку и натянуть ее чуть ниже, на ноги. Боялась сдвинуть коленки и свернуться калачиком, чтобы хоть как-то согреться. Подошвы ног уже превратились в ледышки, но она продолжала лежать неподвижно, в той же застывшей позе, чтобы — не дай бог! — даже ненароком не коснуться тела мужа.

Так прошел час, быть может, чуть больше. Дот притворилась спящей. Она слышала, как нервически ритмично затягивается сигаретным дымом Уолли, стряхивая потом пепел в стакан, который он пристроил рядом с собой, поставив его на бедро. Несколько раз он кашлянул. Такое хрипловатое «кхе-кхе!», моментально напомнившее Дот, кашель отца по утрам, долгий и протяжный. Она поглубже зарылась головой в свою подушку, которая все еще пахла детством. Но уже совсем скоро она перестанет пахнуть яблочным шампунем, лаком для волос, которым обычно пользовалась Дот, и навсегда утратит легкий цветочный аромат французских духов «Коти».

Наконец Уолли с громким стуком поставил свою импровизированную пепельницу прямо на пол и тоже опустился на матрас. Он потянул одеяло на себя, край, который придерживала подбородком Дот, выскользнул, открыв ее плечи и грудь. Она чертыхнулась про себя, пытаясь ничем не выдать охватившей ее дрожи. Только еще сильнее смежила ресницы и на какое-то мгновение задержала дыхание. Зато выдох в результате получился громким, гораздо более громким, чем она предполагала, что однозначно свидетельствовало о том, что она все еще не спит, а лишь притворяется. Пару секунд длилась тишина, пока Дот лихорадочно соображала, что ей делать дальше, но тут она почувствовала, как муж крепко сжал ее правое плечо своей худой жилистой рукой.