В 1982 году в возрасте тридцати семи лет Джона Уэйда выбрали вице-губернатором. Не все, конечно, у них с Кэти было гладко, но они верили в счастье, верили, что у них достанет сил заставить его сбыться, и его распирало от гордости, когда, возложив руку на Библию и глядя Кэти прямо в глаза, он произносил слова торжественной клятвы, а в душе давал свою клятву, личную. Он будет уделять ей больше внимания. Он начнет потихоньку разузнавать, какие сейчас цены на голубые викторианские особняки. Все теперь у них будет по-другому.
В тот вечер на банкете по случаю вступления в должность, после тостов и речей, Джон повел ее танцевать и внимательно, как первый раз в жизни, на нее посмотрел. На ней было короткое черное платье и стеклянные серьги. Ее глаза были только ее глазами, и ничьими больше. «Бог ты мой, Кэт, – только и мог он сказать в то мгновение. – Бог ты мой, Кэт».
Однажды перед Рождеством, когда Джону было одиннадцать, отец поехал с ним в «Магическую студию» Карра выбирать ему подарок.
– Что только душа пожелает, – сказал отец, – Не робей, дружище. Куй железо, пока горячо.
В магазине все было по-прежнему. Те же самые образцы под стеклом, та же самая женщина с морковными волосами за прилавком. Едва они вошли, она крикнула: « Ты! » – и вскинула брови, как всегда делала. Она была вся в черном, если не считать пары медных браслетов, янтарного ожерелья и двух налепленных на щеки сверкающих зеленых звезд.
– Малолетний маг, – сказала она, отец со смехом подхватил: – Малолетний Мерлин, – и они мигом разговорились, старые друзья прямо.
В конце концов Джон, не выдержав, кашлянул.
– Ну что же, этак мы Рождество пропустим. – Он показал на один из стеклянных ящиков. – Вот здесь.
– Что? – переспросил отец.
– Вот оно, здесь. То, что я хочу.
Отец наклонился взглянуть поближе.
–Да, да, это, – сказал Джон. – «Смертельная гильотина».
Штуковина была не маленькая. Тянула фунтов на пятнадцать, не меньше, в вышину почти два фута. В каталогах он ее видел, наверно, раз сто и, конечно же, знал секрет, в котором ничего хитрого не было, – но когда Морковная дама поставила машину на прилавок, он все равно почувствовал в животе упругое подрагивание. Машина была черная, блестящая, с красной эмалевой полосой и сверкающим хромированным лезвием.
Морковная дама наклонила к ней голову чуть ли не с нежностью.
– Моя любимица, – сказала она. – Самая-самая.
Она зашла в заднюю комнату и вернулась с большим огурцом. Дешевая уловка – Джон-то знал, что к чему будет сейчас им демонстрировать, что лезвие настоящее, острое. Она вставила огурец в деревянный хомут гильотины, повернула винт, отступила на шаг, подняла хромированное лезвие и отпустила. По прилавку покатились две аккуратные половинки огурца.
– Полный порядок, – сказала Морковная дама. – Она стрельнула глазами в сторону отца. – Теперь пожалуйте вашу руку
– Простите, не понял?
– Вашу руку, – повторила она.
– Да ни за что на свете, – хохотнул отец.
– Ну-ка долой пиджак
Отец вымученно улыбнулся; он был высокий, солидного вида мужчина с курчавыми черными волосами, голубыми глазами и покатыми сильными плечами. С пиджаком он что-то долго возился.
– Смертельная гильотина, надо же, – бормотал он. – Очень необычно.
Просовывайте ладонь до запястья. И никаких резких движений.
– Боже, – сказал он.
– Вот так, молодцом.
Весело блеснув глазами, Морковная дама подняла лезвие. Подержала несколько секунд, потом поманила Джона к себе за прилавок
– Знаешь секрет? Глаза у отца забегали.
– Стойте, какой еще секрет, ничего он не знает.
– Знаю, – сказал Джон. – Тут просто.
– Да вы что, черт побери, ребенок не имеет ни малейшего…
– Просто, я говорю.
Отец нахмурился, сжал свободную руку в кулак, нахмурился еще больше. Рука в хомуте гильотины выглядела мощной, мясистой.
– Нет, вы меня послушайте, инструкция-то где? Такие вещи без инструкций не продают. Я серьезно спрашиваю. Письменная инструкция должна быть.
– Ах ты господи, – сказал Джон, – тебе же велено не дергаться.
Он взялся за рукоятку лезвия.
Власть – вот в чем вся штука.
Морковная дама скрестила руки на груди. Зеленые звезды у нее на щеках вспыхивали огнем вожделения.
– Давай, давай, – сказала она. – Сейчас он свое по лучит.
В иные дни Джон Уэйд хотел раскроить Кэти живот, заползти внутрь и остаться там навсегда. Он хотел плыть с током ее крови, карабкаться по ее позвонкам, пить из ее матки, прижиматься животом к тугой красной мышце ее сердца. Он хотел срастить свою плоть с ее плотью.
Читать дальше