Лена Элтанг: Царь велел тебя повесить

О чем я бишь говорила, о Лидии? Мысли путаются. Когда старуха умерла, Фабиу собрал свои костюмы и переехал спать в ее кабинет со стрекозиными обоями. Теперь я могла брать собаку к себе ночевать и спала с ней в обнимку, ты ведь помнишь трехногую Руди? По утрам мы с мужем встречались за завтраком в длинной гостиной, я молча грызла хлеб и разбивала ложечкой яйцо, а он пристально смотрел на мой жующий рот, как будто хотел впиться в него губами. При этом я точно знала, что на поцелуй это было бы похоже меньше всего. Скорее на укус.

Знаешь, у лопарей были шаманы, которые умели выворачивать мир наизнанку, особым образом выворачивая зрачок. Не знаю, что видели эти шаманы, но знаю, что Фабиу смотрел на мир двумя такими вывернутыми глазами. Я боюсь даже думать, что он видел, когда смотрел на меня.

Утром шел дождь, а следователь встретил меня цитатой из Альберта Эйнштейна: Gott ist raffiniert, aber nicht bosarting. Лузитанское «р» скрипело в этой фразе, будто несмазанная телега, но я все же понял и кивнул ему, соглашаясь, еще стоя в дверях. Потом я прошел в кабинет, мягко подталкиваемый охранником, и увидел, что у окна сидит молодая женщина в шелковом платке, повязанном на манер тюрбана. Я сразу узнал ее руки в привычном жесте волнения: пальцы крепко сплетены и прижаты к животу. Додо, похоже, привезли прямо с работы, потому что платье на ней было салатного цвета, слишком короткое, униформа «Португальских авиалиний».

– Что ж, – следователь открыл свою папку, – позвольте представить вам свидетеля по вашему делу. Сеньора Мириам Петуланча, восемьдесят третьего года рождения, живущая на юге, в собственном доме, недалеко от Альбуфейры. Она любезно согласилась сотрудничать со следствием.

Синьора кто ? Услышав это, я так закашлялся, что мне разрешили подойти к открытому окну. В окне качались ветки пинии, тяжелые от воды, я протянул руку, отломил розовую мокрую шишку, сунул в карман и сел на свое место. Мы провели несколько минут в полном молчании, Додо не отрываясь смотрела на следователя, а следователь смотрел в окно, за которым тихо шел дождь. Потом я засмеялся. Следователь перевел на меня глаза и слегка заломил бровь, но я не мог остановиться, шмыгал носом, кашлял и всхлипывал. Когда я успокоился, свидетельница начала говорить.

Женщина, которую я привел к себе домой из кафе, хорошо знала и улицу, и переулок Ремедиош: в детстве она жила в соседнем доме со своей матерью-зеленщицей. В школе она много болела, и дети ее сторонились. Она часто сидела во дворе дома напротив, где были качели, и ее никто не гнал, хозяин дома часто с ней заговаривал и угощал лакричными тянучками. Когда в доме никого не было, кроме старого сеньора, Мириам приходила туда пить чай, хозяин позволял ей заходить в свою спальню, чтобы посмотреть в круглое окно на белых чаек, разгуливающих по черепице. Потом они познакомились поближе, и он разрешил ей примерять изумрудную диадему.

Додо рассказывала, охранник сопел, следователь записывал, а я вертел в руках сосновую шишку и думал о том, что птицы на моей крыше больше не живут. Еще я думал, что все это мне снится и вот-вот в мою койку с грохотом ударится ботинок Энцо, что означает подъем.

Однажды мать втихую отправила Мириам к родственникам на юг, а сама подняла шум, искала ее везде, бегала растрепанная по соседям, даже полицию вызывала. Через неделю после объявления о пропаже лавочница пришла в дом к соседу и потребовала денег. Сеньор Брага выписал чек на два миллиона эскудо. Никто не знает, что за разговор был между ними, но ходили слухи, что она принесла ему найденные у девочки серьги и спросила, за что теперь дарят такое.

На юге Мириам закончила школу, вышла замуж, развелась, нашла работу, вернулась в столицу и узнала, что старый сеньор давно умер, а дом перешел к какой-то дальней родне. Она вспомнила об изумрудах, которые он обещал подарить ей, когда она подрастет. Он не шутил, этот человек вообще никогда не шутил. Мириам помнила, как открывается сейф, который показывал ей хозяин дома, оставалось только попасть внутрь. Правда, оказалось, что ларчик аббата пуст, но стюардесса вошла в азарт и остановиться не сумела. Она стала искать нужных людей и нашла их на удивление быстро, а уж они растолковали ей что и как. Трюк на основе упавшей дыни , сказала она, и следователь хмыкнул и улыбнулся, в первый раз за четыре дня.

Меня перевезли в тюрьму города Сетубал, теперь я в сорока минутах езды от берега Варваров, где Лютас принял свою первую смерть. И в двадцати минутах от города, где я совершил свое первое ограбление, провальное, но шумное, сделавшее хозяина галереи «Эшпишел» богаче, чем он был до того.