Юрий Козлов - Враждебный портной

А что, если и сейчас, подумал Каргин, как в тридцать седьмом году перед палачами из НКВД, русский народ смирился перед капитализмом? Закалиться в смирении перед малым злом, чтобы впоследствии сокрушить зло великое! Уничтожить его, испепелить, как уничтожила, испепелила вермахт Красная армия, истерзанная НКВД. Только что в итоге, мрачно подумал Каргин, останется от народа-­богоносца, да и от самой России? Зачем указывать человечеству светлый путь? Если человечество всю жизнь только и делает, что вредит России, только и ищет, где бы и как ее ущемить, сжить со света? С того самого, путь к которому Россия, гремя костями, ему указывает? А тут еще (некстати вспомнился Надин пояс с железными кольцами для прижатия плавников) подбирается... потоп ?

— Пригласи, — нажал кнопку на коммутаторе Каргин.

Дверь открылась. В кабинет вошел, но Каргину показалось, что просочился (как предвестник потопа?) сквозь дверь Роман Трусы.

— Косой подол, — произнес он как пароль, протянул Каргину руку.

Пожимая руку, Каргин успел заметить перстень с темным камнем на пальце, черно-красную витую нить на запястье, свидетельствующую об интересе посетителя к такому эзотерическому учению, как кабалистика, золотой швейцарский хронометр «Reymont Veil».

— Косой подол? — Каргин в общем-­то готовился к встрече с Романом Трусы. Знал о его происхождении — из яйцеклетки известной певицы и спермы неизвестного донора. Будто бы биологическая мать, устрашившись уродства экспериментального младенца, от него отказалась. Сама певица этого не отвергала, но и не подтверждала. Донор спермы тоже ничем себя не обнаруживал. Никто точно не знал, сколько лет Роману Трусы. В годы его (непорочного?) зачатия люди еще не потеряли стыда и не афишировали такого рода донорство. Их невостребованный сын вырос в детском доме. Каргин видел его фотографии. Смотрел имеющиеся в Сети видеоматериалы. Но все равно растерялся. Первое впечатление было, что вместо лица у Романа Трусы... кожаное забрало . Оно сокрушило Каргина, заставило отпрянуть, как от удара.

Едва не упав, он указал Роману Трусы на диван, а сам испуганно опустился в кресло. Он давно обратил внимание на интересное свойство одежды. Как бы ни был одет человек, один определенный предмет всегда доминировал. В одежде Романа Трусы — желтые кожаные брюки, светлый замшевый пиджак с накладными карманами, голубая рубашка — доминировал разноцветный, как хвост райской птицы, облачный шарф. Он как будто клубился, отделяя туловище от парящего в воздухе свирепого кожаного забрала. Голова Романа Трусы, как голова джинна, поднималась вместе с дымом из кувшина тела. Шарф молча прокричал Каргину, что перед ним джинн, исполняющий желания.

Труднее всего, практически невозможно, подумал Каргин, переведя взгляд на застекленную в деревянной рамке фотографию президента, противостоять силе, готовой исполнять твои желания. Это испытание для святого — не для меня... Президент как будто кивнул, а затем — едва заметно — покачал головой, то есть признал проницательность Каргина, но одновременно не обрадовался скальпельной быстроте его мысли. Ничего не поделаешь, тоже молча (как шарф?) сказал президент, это закон власти: слишком умных исполнителей приходится держать под прицелом, а то и... душить шарфами.

Каргин увидел прямо перед собой заостренные, как пули, стальные глаза и стальные же, в виде крохотных, как разметка внутри оптического прицела, крестики в ушах.

— Мы оденем наших женщин в юбки с косыми, как ножи гильотины, подолами, — объяснил Роман Трусы, медленно высвобождая из-под кожаного забрала человеческие черты лица. — Мы срежем ими так называемую элиту, как гнилую поросль, освободив дорогу новой траве...

Роман Трусы стремительно обаял женскую, то есть основную, часть коллектива госкорпорации «Главодежда-Новид». С легкой руки, точнее, легкого языка Нади, сохранившей привычку сокращать слова и упрощать, обнажая их скрытый смысл, понятия, его стали называть Р . Т . Окончившие вузы в советское время сотрудницы произносили литературно грамотно: « ЭрТэ ». Представительницы новых поколений — развязно­ панибратски: « РэТэ ». Слыша это « РэТэ » , Каргин как будто видел огромный, искаженный скептической (вольтеровской?) ухмылкой рот, пожиравший его авторитет руководителя организации.