Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста

– Минуточку! – Разочарованный рубщик с Привоза приподнялся на своем ложе: – Товарищ Бублик, убедительно прошу вас ответить на такой вопрос: – Почему корова делает блины, а коза – орешки?..

Длинный Марик молол какую-то чепуху, но его внимательно слушали… Словно воочию Марик увидел слева от себя, на асфальте – коровий «блин», справа – козьи «орешки» и застыл перед необъяснимостью загадки. Таксисты нервно хихикали, их щекотал восторг…

Я вынужден был что-то сказать и, саркастически ухмыльнувшись, буркнул: «Отцепись, не знаю», но именно такого ответа Длинный Марик и добивался. Он широко развел руки, подчеркивая всю мою несостоятельность.

– Так если ты даже в говне не разбираешься, как же ты берешься рассуждать об Американской Конституции?..

Толстый мальчишка смеялся вместе со всеми, бессильная злоба душила меня. Но я знал: споря против всех, выиграть невозможно и снова набросился на Доктора.

– Сколько раз ты завалил экзамен?

– Допустим, четыре…

– Почему же ты не можешь его сдать?

– А кто вообще может сдать их экзамен? Это же мафия.

– Какая «мафия»?

– Медицинская. Разве эта сволота подпустит кого-то к своей кормушке?

– Но я знаю минимум трех врачей, которые сдали с первого захода.

– Значит, забашляли…

– Они такие же нищие эмигранты, как и ты.

Пытаясь привлечь внимание таксистов, я достал из кармана деньги:

– Доктор, за каждый правильный ответ я буду платить тебе пять долларов. Как по-английски называются почки, ты, конечно, знаешь…

– «Кидней» – сказал простодушный Доктор. – Давай бабки.

– Нет. Пять долларов ты получишь, если скажешь, как называются надпочечники. Ну! О чем ты думаешь?

– Допустим, что я забыл…

– А как будет предплечье?

Возникла нехорошая пауза.

– Надкостница?

– Куда ты гнешь? – сказал Доктор.

– Я хочу тебе доказать, что ты водишь такси не потому, что тебя не пускает к кормушке «мафия», а потому, что ты ничего не знаешь.

– Дурак! – рассмеялся Доктор. – Я двадцать лет лечил людей.

– «Скотов»…

Он сделал вид, что не слышал:

– Этот английский мне ни на хрен не нужен! Я могу лечить эмигрантов.

– Нет, не можешь, – сказал я. – Тебя на пушечный выстрел нельзя подпускать к больным. Ты не знаешь американских лекарств, ты не умеешь пользоваться справочниками. Мы с тобой говорим не в первый раз: ты не в состоянии объяснить механизм инфаркта. Ты после института не прочел ни одной книжки.

– Да кто ты такой! – двинулся на меня Доктор, он готов был меня избить. – Над тобой же все смеются. Ты даже в таксисты не годишься!

– Правильно, – сказал я, – ты точно такой же врач, как я – таксист.

Мальчишка давно отошел и курил на пару с другим пацаном самокрутку марихуаны; мы оба – и Доктор, и я – в равной степени были ему смешны и противны. Но я продолжал разоряться:

– В этой «вонючей» Америке есть, по крайней мере, одно преимущество: здесь вас всех насильно никто не держит!

Они говорили: «Разве был бы в Кишиневе хоть один камень, который я не поцеловал бы?», «А я бы пополз на карачках!», «А я согласен десять лет отсидеть!». Но их не впускали обратно…

Я плюнул под ноги:

– Вы омерзительные, злобные твари! Подонки! – вскочил в чекер и так рванул с места задним ходом – выезд со стоянки был заблокирован кэбами, – что бедный Скульптор еле вывернулся из-под колес…

Я кружил и кружил по пустому аэропорту, а руки – тряслись; я не мог прийти в себя. Господи, как глупо! Моя очередь, занятая в половине шестого, – потеряна. И ради чего? Несчастных, раздавленных эмиграцией людей я убеждал в том, что на самом деле им хорошо. А может, я хотел в чем-то убедить самого себя?

Среди моих записей, сделанных в ту, первую таксистскую осень, есть замусоленный блокнот с пометкой «Утренний Кеннеди» и списком действовавших в этой главе персонажей: Архитектор алкон, Грузинский стол, Тарелочка с микрофоном, Скульптор, исчезнувший Узбек… Под списком – жирно отчеркнут вывод, поразившее меня «открытие»: ЭМИГРАНТЫ НЕ ЛЮБЯТ АМЕРИКУ, а за этой записью следуют две мелко-мелко исписанных странички, озаглавленных – «Жареная картошка».

Сделанная бисерным почерком заметка начинается так: «Номер 830 по Пятой авеню, угол Шестьдесят Шестой улицы. Повторите, пожалуйста». – «Зачем?» – «Я хочу быть уверен, что шофер знает, куда нужно меня отвезти».

Странный пассажир был прав: недоразумения с перепутанным или недослышанным адресом иногда случались. Я повторил потаксистски: «Шестьдесят шесть и Пять» и, уловив в слове «пожалуйста» мягкое «Л», спросил: