Владимир Лобас - Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста

– Вы из Англии?

– Из Восточной Африки.

Ответ произнесен с безупречной корректностью. Джентльмен разговаривает не с таксистом, а с незнакомым джентльменом.

– А чем вы вообще занимаетесь? – задал я вопрос, которым повадился щупать своих пассажиров.

– Как вам сказать… Читаю книги, коллекционирую марки…

– Если не возражаете, я имел в виду: что вы делаете, чтобы зарабатывать на жизнь?

– О, в этом смысле? Ничего… Совершенно ничего…

После войны ему пришлось прожить несколько лет здесь, в Штатах. Но зато с тех пор и он сам, и его дети навсегда освобождены от обязанности заниматься чем-то ради заработка.

И опять я не уловил весь смысл, который он вкладывал в свои слова.

– Вы часто сюда приезжаете? – спросил я. – Вам нравится Америка?

– Нравится? – он удивился чуть больше, чем позволяла ему его сдержанность. – А что, собственно, здесь может нравиться?

Я пошевелил лопатками, словно за шиворот попала холодная капля.

– Впрочем, вы, наверное, правы. Так не бывает, чтоб ничего не нравилось. Гм… Что же мне здесь нравится? Дайте подумать… Ага! Жареная картошка. Пожалуй, так: в Америке мне нравится жареная картошка.

«Мерзавец!» – подумал я, а вслух сказал:

– Эта страна сделала так много добра и вам лично, сэр, и всему миру, что ваш остроумный ответ звучит цинично.

– Что поделать…

С минуту мы ехали молча, но удержаться от продолжения разговора было трудно не только мне:

– Мои личные обстоятельства в послевоенные годы действительно переменились тут, в Америке; но это произошло скорей за счет некоторых недостатков, а никак не достоинств этой страны…

В своем ответе он не употребил ни одного из тех слов, которые, произнеси он их сейчас: «разбогател», «сколотил состояние», «деньги» – прозвучали бы вульгарно.

– А страна, в которой вы теперь живете, вам нравится?

– Безусловно! И Швейцария мне нравится. И по-своему Франция.

Он не упомянул Англию.

– А Россия? Вы бывали в России?

– О, да! Дважды в сорок первом году и дважды в сорок втором.

«Неуместная пунктуальность ответа» – с трудом разбираю я свою старую запись в блокноте.

– Вы были дипломатом?

– Я был моряком. Мы сопровождали конвои в Архангельск…

Мой чекер свернул на Пятую авеню и остановился, не доезжая метров двадцать до входа в дом с тем, чтобы нашему разговору не помешал швейцар.

Конвои в Архангельск! Спасти тяжело раненную Россию, потерявшую летом 1941 года большую часть своей европейской территории и вместе с нею – промышленность, могло лишь прямое переливание – из вены в вену. Америка протянула донорскую руку, но процедуру вливания: оружия, стратегического сырья, продовольствия – проводили британские моряки. Немцы понимали, что раненый гигант может подняться на ноги, и потому поставили на пути конвоев из Англии господствовавшую в Северном море эскадру. Английские моряки, сопровождавшие караваны судов в Архангельск в 41–42 годах, были, по сути, смертниками. Пройти четыре раза – туда и четыре – обратно, мимо немецкого линкора «Тирпиц» было все равно, что восемь раз сыграть в «русскую рулетку»…

Мы разговаривали уже не менее четверги часа.

– Вы надеетесь, что в России что-то изменится? – спросил я.

– Нет, – сказал он и добавил: – Хотя верующих, знаете ли, там все – таки больше, чем коммунистов…

– Эту легенду придумали западные журналисты, – сказал я. – Людей, которые действительно веруют, в России немного.

– Но ведь и в коммунизм уж совсем никто там не «верует», – парировал он, и я краешком сознания заподозрил, что притягивает меня к этому человеку нехорошее чувство, и всего-то навсего – зависть! Я завидовал не только его состоянию, его элегантности, его воспитанности; он был и умнее меня… И потому я искал в нем слабинку, выжидал: не споткнется ли он в разговоре, не ляпнет ли какую-нибудь глупость; и тогда с полным удовлетворением я взгляну на часы и «вспомню», что мне ведь надо работать. И он – споткнулся…

В истории любой страны есть столько мерзости и крови, что задеть чью бы то ни было национальную гордость – дело нехитрое. Мне, однако, хочется думать, что я все же не сделал это намереино, а, поскольку мы болтали уже обо всем на свете, случайно упомянул о выдачах.

Я спросил его, где он служил в 1945-46 годах, когда англичане выдавали на расправу Сталину – русских? Не только тех русских, которые взяли в руки гитлеровское оружие, но и сотни тысяч угнанных немцами в каторгу девушек и подростков. Доблестные британцы («в едином строю» с американцами) с оружием в руках, избивая дубинками женщин, загоняли их, освобожденных вчера из фашистской неволи, в советские теплушки, отправляли прямым маршрутом из немецких концлагерей – в советские, в Сибирь, на верную гибель.