Славомир Мрожек - Дневник возвращения. Рассказы [Сборник]

Понимая однако мотивы, которые руководили Вами как в случае обольщения (ибо если даже такой скот, как Вы, не остался равнодушным к красоте моей жены, то это означает, что элементы, стоящие на неизмеримо более высокой, чем Вы, ступени развития, вне всякого сомнения безумно в нее влюблены), так и в случае присвоения денег (разгадать Ваши побуждения в этом эпизоде не составляет для меня никакого труда), то Вашему следующему поступку, с которым Вы вторглись в мою жизнь — Бог мне свидетель, — я не могу найти никакого объяснения при всем старании оставаться беспристрастным. Что, какое безмыслие побудило Вас, засыпая в комнате для гостей, которую мы предоставили в Ваше распоряжение, не погасить сигарету перед тем, как уснуть? Я что, отказывал Вам в пепельницах? Неужели Вы не могли воздержаться от курения в постели, хотя бы ради собственного здоровья? Что за нерадивость, что за преступная лень, — не погасить сигарету как полагается, но уронить ее на легковоспламеняющийся коврик! О нет, не на простыню, разумеется. Тогда появился бы шанс, что сначала сгорели бы Вы, а уж потом весь дом. Кто знает, возможно, тогда, взвесив все «за» и «против», я бы сам уговаривал Вас скрасить минуты перед сном последней сигаретой? Но случилось иначе. Вы успели одеться и выйти через окно, а мой родительский дом обратился в пепелище. И однако — какая достойная зависти способность мгновенно засыпать, какие нервы или попросту их отсутствие. Само собой разумеется, не Вы страдали тогда от бессонницы. У Вас для этого не было причин.

Итак, разве я не прав, полагая, что тревога, с которой Вы взяли в руки сие письмо, была небезосновательна? А теперь, когда Вы с облегчением узнали, что у меня нет намерения преследовать Вас в судебном порядке, Вы оказались во власти новой волны страха, поскольку еще не ведаете, какого же удовлетворения я потребую. Я не намерен обращаться в суд, но, даже без суда — Вы в моей власти. И Вам заранее известно, что мои условия придется принять.

Признаюсь, я несколько озабочен. Прежде чем приступить к делу, хотел бы Вас подготовить, упредить Ваше удивление, сгладить его, если не могу полностью его предотвратить. Воистину печально, до какой степени меня стесняет боязнь того, что обо мне скажут люди. Настолько, что даже относительно Вас — подчеркиваю: относительно Вас — для меня важно, чтобы о моих намерениях Вы составили мнение хотя приближенное к тому, каковое я сам хотел бы о них иметь.

Помните ли Вы, какие заходы солнца были тогда, какие закаты? (Только не требуйте, чтобы я еще спросил: какие ночи?). Тогда, много лет назад. Вы скажете: «А что, разве теперь их нет?» И будете правы. Ибо с естествоведческой точки зрения нынешние заходы солнца не отличаются от прежних. И вообще, разве заход солнца имеет какое-нибудь значение, если человеку чужда традиция поверхностного сентиментализма и примитивной эстетики? (Вопрос задаю я, но не Вы). А она чужда нам обоим, мне — тешу себя надеждой, — поскольку я стою выше, Вам же — поскольку Вы стоите ниже даже столь низкого культурного уровня. Так отчего же я тогда вспоминаю те заходы солнца? Причина крылась в нас. (Умоляю Вас не отказывать мне в этом «в нас», пусть даже это было ложью, пусть даже Вы сами не усматриваете никакого различия между восемью часами летнего вечера, тогда, очень давно, — и сегодня. Почему для меня это важно, Вы еще увидите). Наверное, тогда в нас было жизни больше, чем мы способны были в себя вместить, ее даже хватало на то, чтобы наделить ею столь обширное, но и столь абсолютно пустое по своей сути явление, как этот вечерний астрономический процесс.

Теперь Вы спросите, что, собственно, означает: «больше жизни». Не ожидайте исчерпывающего ответа. Зато могу Вас заверить, что жизни той было тогда действительно очень много. Как может человек убедиться в том, что он живет, что существует? Вы наверняка знаете популярный способ обретения чувства реальности в ситуациях, когда такое чувство утрачивается. Нужно просто ущипнуть себе руку или щеку. Или какое-либо другое, легкодоступное место. Больно? Но ведь и нужно, чтобы было больно. Именно через боль даже простая кухарка, ночью, охваченная ужасом от того, что ночью ей привиделся прогуливающийся по коридору дух, убеждается в том, что еще жива. Не говоря уже о личностях, наделенных развитым сознанием, которым пропорционально труднее защищаться от атакующей их неправды, расплывчатости, эфемерности бытия.

Господи, как я тогда страдал из-за Вас! Это было прекрасно! Не сомневаюсь, что моя жена изменяла мне потом еще не раз. Но ее более поздние партнеры были людьми, за которыми даже я не мог не признать тех или иных достоинств, физических или интеллектуальных. Вы же были такой великолепный, такой абсолютный нуль, и именно как подобие нуля, который сам по себе ничего не значит, но столь важен при расчетах, Вы так много значили в математике моих переживаний. Вы были кошмаром в чистом виде, благодаря Вам я столкнулся с чем-то непостижимым, но все же существующим, с чем-то таким, чего не должно быть, и все же было. Разве, ответьте мне, все перечисленное не есть дефиниция жизни?