Анастасия Петрова - Последняя треть темноты

— Ты думаешь, что ничего?

— Я думаю… я не знаю! Я не хочу в Россию, я хочу в Кэс. Или остаться здесь. Или распродать все вещи, пока родителей нет, и уехать в Африку. Или в поездку вокруг мира. Я заслужила поездку вокруг мира. Разве не так? А если я не заслужила, то ты уж точно заслужила. Разве не так?

— Разве так. Но люди получают не то, чего заслуживают, а просто что попало. Не нравится — выходы есть на всех этажах.

Синяя, порядочно облупившаяся дверь на улице Кардинала Лемуана не сулила праздника, хотя свет, косо сеявшийся в ее темное квадратное стекло, закрытое чугунной решеткой с вензелями, наверное, не отличался от того, который золотил ручку входной двери Хемингуэя.

Сквозь занавеску из разноцветного бисера, в полутьме, при свете ночников и торшеров, массажный салон выглядел как лаборатория колдуна, то ли реальная, то ли воссозданная с помощью декораций. Банки, склянки, колбы с разноцветными жидкостями и благовониями, флаконы, перегонные кубы, кастрюли, тазики и даже маленькая газовая плита с горшочками и сковородками отражались в большом зеркале во всю стену. На коврике у пластмассовой белой двери с наклейкой в виде писающего мальчика, зевал рыжий толстый кот.

— Аквариум это, что ли? — спросила Саша, указывая на зеркало.

В нем и правда все отражалось, будто в воде, и слегка рябило, меняло краски, сливалось в одну волну, растворялось, уступая место чему-то новому.

Зеленая морская вода сначала беззвучно ложилась на плечи и руки, покрывала пальцы прозрачной бирюзой, щекотала ноги, гладила глаза, а потом с шипением врывалась в ноздри и в уши, колыхалась, наступала сзади, спереди, снизу, сверху, со всех сторон, прорывалась в человеческие пещеры и гроты, гуляла там, где вздумается, бурлила, рассыпалась воздушным бисером, пузырилась, стрекотала, мутила, щипала, жгла, крутила, сносила, сшибала, разъедала, скребла, зализывала, копила солнечные лучи, подобно сказочному сквалыге, сидящему на мешке с золотом, царствовала над всем, с пеной у рта обещая успокоение и радость жизни. Старики на инвалидных колясках въезжали в море, останавливались на мели, опускали ноги в воду, наклонялись, обмывали спрессованные кости; голенькие ребятишки прыгали как заведенные, не ощущая земного притяжения, бессмысленно, блаженно смеясь брызгам и ветру, который не давал мыслям улечься, загоняя в уши и в открытый рот невидимых бабочек и неугомонных морских птиц; горы опрокидывали в море свои голубые тени, сравнивали вертикаль с горизонталью, ходили в воде ходуном, замирали в неподвижности на суше. Волны искрились, струились витыми локонами, чернели, белели, розовели в лучах заката и вдруг пугали, в одну секунду перематывая пленку отражений с такой скоростью, что сказалось — в соленом кристалле поместилась планета.

С мокрыми ресницами видны мириады лучей, соединяющих солнце с морем, и легко представить себе, что небо и земля поменялись местами, легко увидеть себя вверх ногами в самой нижней части земного шара или сбоку, справа, слева, увидеть собственное тело, расположенное по диагонали или согнутое, превратившееся в полукруг.

Вода говорит, шепчет, шикает, шамкает, кричит, с грохотом передвигает трон Тритона, который тонет в песке, проваливается Земному шару глубоко в живот, во тьму, а потом всплывает, как будто огромный слон и черепаха с силой выталкивают его обратно в гидросферу. Равномерное покачивание, беспрестанно баюкающее, погружающее в сон, внезапно прерывается — морской царь переключает программу с прилива на прибой, и тогда волны, изгибаясь, на секунду застывают в воздухе, стекленеют и затем с силой разбиваются о частички песка, ставшие камнем. Где горы? Где скалы? Где горизонт? Где густые тропические леса? Круглые и твердые куски стекла, внезапно сгенерированные морем, бьют в затылок, в живот, в лицо; легкие мгновенно наполняются водой; тело купальщика-великана сворачивается в три погибели, уменьшается, и зародыш уносит в океан.

— Адьос!

Девочки оторвали взгляды от зеркала. Перед ними стояла полногрудая темнокожая женщина лет шестидесяти с длинными каштановыми волосами, сбоку заплетенными в две маленькие африканские косички. Ее дряблую шею обвивало толстое колье из крупных камней беспокойного изумрудного цвета. Она была одета в коричневый мятый сарафан, а в руках держала глиняную чашу.

— Добро пожаловать в гармонию с собой! Видели, как резвятся в воде детишки?

— Здравствуйте… — рассеянно выговорила Нина.