Анастасия Петрова - Последняя треть темноты

Голову внезапно заполонили вопросы и сомнения, а легким показалось, что воздуха слишком много, вот-вот задохнешься, захлебнешься — так бывает с птенцами, когда скорлупа трескается и падает занавес, открывая путь в мир.

Саша вышла в гостиную и остановилась перед кожаным диваном персикового цвета, который Нина выпотрошила так, словно в нем таился ответ на сложнейший вопрос бытия. Все подушки повынимала и разложила матрас.

— Tu cherches quelque chose? [3] Что-то ищешь? (фр.) — Саша забыла нажать на переключатель языков.

Нина вздрогнула, обернулась, вскинула голо в у.

— Господи, крадешься, как дикая кошка… — Нина посмотрела на подругу виновато, затем вспомнила о том, кто здесь главный. — Я же тебя просила: говори по-русски!

— Ты поняла. Ищешь таблетки? Не перенатруждайся, мама уже все достала.

— Значит, вы поговорили?

Нина вспотела и раскраснелась, вдруг заметила, что так и не сняла черный плащ, в котором прилетела. Быстро сбросила его и, свернув, положила на матрас, сама села рядом.

— Тетя Валя велела мне, когда прилечу, все проверить еще раз. Так что врать не буду, — Нина хлопнула в ладоши и развела руками, а головой мотнула вправо, мол, что поделать! — Если ты еще что-то спрятала, то лучше скажи сейчас.

— А то что? Ты меня не пустишь на улицу играть вместе с другими ребятишками? — Саша скорчила насмешливую гримасу.

— Сядь.

Саша села.

— Хочешь, я чаю сделаю?

— Вот только не надо разводить тут психобулшит с чаями и копаниями в душе. Я тебе не пациентка.

— У тебя есть психотерапевт?

— Уже нет.

— Я не занимаюсь психоанализом.

— А чем?

— Расскажу, если ты расскажешь, чем занимаешь ты. И, прости, но я хочу чаю!

Нина уверенным шагом двинулась на кухню, извлекла из груды посуды на сушилке белый заляпанный чайник, уголком полотенца вытерла липкие коричневые разводы, как от карамельного сахарного сиропа, открыла кран. Тот зафыркал и для начала выплюнул мутную жижу.

Голова вдруг стала тяжелой, горячей и каменной, Нина как будто на несколько секунд оглохла — после перелетов у нее нередко скакало давление — затем в одном ухе зазвенело, и постепенно сквозь плотный полог старинных медных — сакбута, серпента, карная — мир сначала проклюнулся одинокими резонирующими в пустом пространстве потоками, и лишь постепенно обрел прежние четкие звуковые контуры. Нина знала, что музыкальная клоунада в голове и в ушах — предвестница беспощадной мигрени и что предотвратить ее можно только одним способом. А поскольку визит к Зольцману все равно планировался на завтра, и вторая половина дня была свободна, белая визитная карточка с зелеными буквами — именем и адресом Валиной массажистки — вскоре очутилась у Нины между пальцами. Картонка лежала прямо на холодильнике, на видном месте, а слова «массаж, гармония души и тела», выведенные изумрудными чернилами, прямо-таки сияли.

Сашу даже уговаривать не пришлось, Бог его знает почему, но она последовала за Ниной, как дрессированная собачка, на каждом шагу задавая новый бессмысленный вопрос о жизни в России, на который Нина отвечала иронично, изобретая бесконечные метафоры и приплетая бесчисленные аллюзии, Саше глубоко чуждые и не понятные. Впрочем, Нина была довольна тем, что разговор, начатый за упокой, продолжался весьма успешно и даже почти без усилий с ее стороны.

На площади Контрэскарп медовокудрый акробат с красным поролоновым носом и кровавой улыбкой жонглировал вафельными рожками с мороженым так, что шарики летели во все стороны — на радость школьникам, которые сбежались гурьбою, наверное, после занятий в гимназии Генриха IV. Акробат выделывал па, выбрасывал коленца, неестественно смеялся, имитировал походку каждого, кто пересекал площадь, и выглядел довольно болезненным. Сероватая кожа, словно покрытая тонкой прозрачной пленкой, как у людей, годами страдающих бессонницей, угловатые плечевые и бедренные кости, мешки под глазами. Он напоминал уходящий праздник, хиреющую под утро новогоднюю вечеринку.

На секунду Саше показалось, что она углядела в толпе, припавшей к фонтану посреди площади, Гантера. Она метнулась вперед. — Что такое?

— Не то. Неважно. — Саша махнула рукой. — А давай пойдем в поход?

— Ты что — дура? То есть, ты точно ничего не принимаешь?

— Точно. Я пошутила.

— Ну ладно.

Они прошли еще немного.

— Но другие люди ходят в походы.

— Да что с тобой такое?

— Ничего. Я думаю, что… ничего.