Грим - Никита Никуда

К удивлению Антона, в этот присест с пищей было покончено, тогда, как он рассчитывал, что припасов хватит, по крайней мере, на три дня. Он еще раз ужаснулся аппетиту воскресших.

- Вкусная была пища, - сказал матрос. - Но сожрана, к сожалению. От трехдневного запаса только запах остался. Съели заплечные ноши, свели к нулю, но зато далее будем налегке двигаться. Но ничего, ужинать можно лесными жителями, - оптимистически продолжал он.- Зверь, пищи ища, сутками рыскает. Чтоб удовлетворить первобытные потребности в еде не обязательно мешок за спиной таскать. Огромный выбор воробьев в этом лесу. Птиц небесных, зверей земных. Ужинать будем в движении.

Тронулись далее.

С шумом и карканьем пронеслась стая ворон - словно ветер веером окатил. Стая взбодрила воздух: ветер стал наседать, гулять поверху, и всё усиливался. Он налетал порывами - с неравными промежутками, в течение которых нервно переводил дыхание, и опять дул. И поначалу не очень страшил, хоть и стращал.

Уже через час путники опять выдохлись и остановились.

- Это Вовка ветер наслал, - сказала Изольда. - Тронул тех ворон у моста, они и разбудили ветер. Пожинаем бурю теперь.

- Заказал нас? - спросил Антон, ибо знал, что на местном жаргоне: ветер наслать - заказать убийство.

- Я попутный заказывал, - сказал матрос.

- Попутный? - возмутился Смирнов. - Нам надо зюйд-ост, а он норд-вест дует.

- Это мы не туда движемся, - возразил матрос.

- Антон лучше знает.

- Узнаете альбиноса носатого? - Изольда указала на белого ворона, пролетевшего низко. - Это они нам за обстрел мстят. Говорил же Антон, нельзя в них стрелять.

- Антон, Антон... Только и слышу: Антон. Прямо антоновщина и тамбовщина, - проворчал матрос.

- Может сам нас поведешь? - сказала Изольда.

- Вот у нас во время службы на Каме антиповщина была. Антипов, кондуктор был. Спокойный, как дохлая рыба. Его еще антипапой звали, п.ч. католиков не любил. Но это к слову, а антиповщина заключалась в том, что как он уснет, так ему кошмары мерещились. И более того: воплощались в жизнь, будь то дьяволы либо львы. И не в виде бестелесной сущности, как то: призраки, эфемеры - нет: все его изображения из глубины души тут же материализовались в натуре. Шторма, бывало, такие закатывал, какие и в Тихом океане неслыханны. При всем при том, что на Каме не бывает штормов. Мог с корабля перенестись на бал или перенести бал откуда-нибудь из Вены прямо на палубу.

Представляете: музыка, лакеи с шампанским носятся, женщины, разогретые Штраусом - наиболее прекрасными некоторые из матросни успевали воспользоваться, прежде чем этот Антипов упадал в другой сон. Однако пуще всего мы химер опасались, которые прятались по темным углам и, бывало, набрасывались: лев с головой Ленина, Троцкий с хвостом, гидра контрреволюции. Троцкий более всех его воображение будоражил: то во главе троицы: Маркс, Энгельс и сам. Тройки какие-то с намеком на русско-расстрельное. А то пустые намеки безо всякой отчетливости: ледокол 'Троцкий', ледоруб... Мы тогда только что к красным переметнулись и побаивались, как бы назначенный к нам комиссар ко всей команде меры не применил - за критику и карикатурное изображение вождей и идеи в целом. В общем, этот мудак доставил хлопот. Пытались мы его укоротить, подавляя воображение: лили воду на голову, катали его по палубе, щекотали пятки. Иногда помогало, но чаще ввергало в еще более мрачный кошмар. Комиссар, конечно, доложил, и этого антипапу от нас забрали. Говорят, что в правительство, чтобы всей стране, а не только нам и только прекрасное снил - светлое будущее и вечный кайф. Кошмары же отсекли научным методом, направляя их в страны капитализма. А то ведь однажды такой левиафан спустился с небес, когда мы перед сном его самогоном опоили, в сравнении с которым аватары товарища Троцкого - сущий пустяк.

- Кто из Шапир на этот раз принес бегемоту гибель? - спросил полковник.

- Все Шапиры к тому времени были уже мертвы. Так что победить это чудо было некому, и...

- Опять накличешь, Волдырь, - сказала Изольда.

- Действительно, пусть он заткнется, - сказал полковник. Но заткнула матроса стихия.

Солнце пятилось, пытаясь скрыться на запад. Тучи сгустились и пустились за ним. Небо задернуло. Сосны раскачивались, словно мехи, нагнетая все больше ветру. Деревья накидывались на путников, притворяясь опасными, потворствуя притворству, ветер выл - как если бы черти вокруг кружились или бесы вились.

Небо прорезали всполохи, словно в нем резвились Горынычи. С грохотом столкнулись тучи, гром со страшной силой ударил по куполу, а секундой позже и секундой севернее - там, откуда пришли, земля вздрогнула, словно на нее свалился осколок неба или сзади обрушились небеса, окончательно отрезав дорогу назад.