Грим - Никита Никуда

- По телеграмме, - сказал я. - Племянник у меня тут.

- Ах, этот, воскресший? Весь город только об этом. Ну и как он себя чувствует? Что говорит о мире том?

- Чувствует себя лучше прежнего. Бросил пить. - Я хотел и про грыжу сказать, да Бухтатый помешал, перебив.

- Это его мы встречали, - сказал он - Теперь головная боль после вчерашней вечери. Смерть - это такая загадка.

- Всех тревожит загадка смерти, - сказала Людмила. - А загадка рожденья, похоже, никого не волнует. Хотя рождение - более таинственный феномен, чем смерть. В силу, наверное, своей случайности. Ведь могли бы не родиться. Не встретиться. Друг друга не знать. Как подумаешь об этом - жуть берет.

Я ожидал, что мы займем рабочий стол в руководящем помещении, но она провела нас в 'кабинет', предназначенный для посетителей, пустующий в этот час.

- Как поживает наш горячий городок? Что в вашей жизни нового? - спросил я.

- Да все у нас новое. Долго рассказывать.

- Можно, я кратко, но матом? - сказал Бухтатый.

- Нет.

- Суровый у меня командир. Женщина строгого режима. Обезьянам в клетках и то вольготней.

- Обезьяна, Бухтатый, благодаря упорному труду, выбилась в люди. А ты даже в обезьяны не выбился.

- Знаю-знаю. Труд создал человека. И муравья, и пчелу, и бобра. Мне вот снилось сегодня, будто я вождь племени Красных Обезьян. И все руки чесались кого-нибудь высечь. К чему бы это?

Помню, гипотеза Дарвина насчет обезьян еще в школе поразила его. Он даже на какое-то время бросил на уроки ходить. Видимо, фиксация на этом факторе и последующий регресс способствовали тому, что он застрял в переходном возрасте. Алкоголь в союзе со временем, время в союзе с дьяволом внешне изменили его. Но закрыть глаза, и передо мной - светлой памяти лучезарный юноша, а не этот поздний Бухтатый.

- Вышла бы замуж за меня. Была бы теперь Бухтатая, - сказал он.

- Этого мне только не хватало, Бухтатой быть. Ну, ты взгляни на себя. Ходишь нестиранный. Вид облезлый, болезненный. И это жизнь? Да такой жизнью казнят. Физиономия сизая. Такая рожа - угроза обществу. Неудачник. Вон твой школьный приятель - подполковником.

- Неудачник - это тот, запросы и амбиции которого не соответствуют его возможностям, - быстро сказал Бухтатый, словно спеша высказаться. - И наоборот, удачливый - большие возможности при отсутствии сверхзапросов. Большинство людей все-таки не столь довольны собой, как хотят это показать, внушить себе и окружающим. Не вижу престижу в том, чтобы полковником быть. От полковника до покойника столько же ступеней вниз, как и от пролетария, каков я.

При этих его словах я почему-то почувствовал укол в груди.

- Довольно, - сказала Людмила, пресекая разгул словоблудия. - Мыслишь ты не тем полушарием. Вот, видел его? Так и бытует на грани фола, предпочитая считать, что облажался весь мир, а не он. Кушай грушу, алкаш.

- Груши такие грустные. Я их не ем. - Сказал Бухтатый, отходя на второй план.

Глядя на своих сверстников, я вижу, насколько они состарились. Таким же я выгляжу в их глазах? Сам я себя ощущаю совершенно молодым.

- Ты хорошо постарел, - как бы в ответ на эту мысль произнесла Людмила, глядя куда-то мне в шляпу, которую - из деликатности, чтобы не показывать шишек - я не снял. -

Я помню твою школьную характеристику: способный, но не активный. Не думала, Жень, что ты эту карьеру выберешь.

Я и сам не думал, что стану милиционером. И милиционеры не думали, что я стану им.

- Ну, извини, - растерялся я. И непонятно, с каким Женей они меня все путают

- Очень ты изменился.

- Я же извинился за все.

- Ты у Матросова был, Бухтатый?

- Нет еще, - сказал Бухтатый, соскребая с тарелки остатки порции. - Но я молниеносно. Одна нога уже там.

- Я тебе времени до часу дала. Но что мы, однако, видим, взглянув на часы? - строго сказала Людмила, словно учительница, привыкшая воспитывать и повелевать. - Час-то уже второй.

- Это сладкое слово - работа, - проворчал Бухтатый. - Причем почти что за так. Но ничего, пользуйтесь. Мы, бескорытные, бескорыстны во всем.

- Пошевеливайся, - поторопила Людмила.

- Видишь, как она со мной? Кастрирует во мне мужское начало. А почему? В люди не вышел, выше не вышел тож. Лютая ты, Людка. Людоедка ты. Все бы тебе лущить мущин. Не даешь повспоминать наше десятое бэ, - сказал Бухтатый. - Ты что-то себе от меня хотел?

Я пожал плечами: нет. Он отер салфеткой рот, бросил ее в тарелку. Пояснил:

- Я тут на побегушках работаю. Ну, побегу. - Он встал, нахмурив шляпу на левую бровь. Вышел.