Грим - Никита Никуда

Мы от рождения чисты и в своем рождении неповинны. Как неповинны в смерти, даже если намеренно губим себя. - А может, повинны? А может, воплощению души в этом мире и теле предшествует такое...

Есть грань - предел. За гранью - нет предела. К самой грани меня подвели, но за грань не пустили. Доктор своим медицинским опытом воспрепятствовал. Звездочет и чернокнижник, скрытых темных знаков чтец. Так что рождения туда не последовало. Да может, там, за гранью, и нет ничего. Мертвая застывшая пустая беспредельность. Без пространства, без подданства, без времени, без памяти. И этим миром для нас анфилада заканчивается. И тогда - о сотворении человеком своего бессмертия - доктор Иваныч прав. Воскреснем. Сменив землистые оттенки на чисто белые тона...

Ах, нет. Бессмертие в истории - это единственное. Забавно, избежав забвенья, остаться в памяти невежд... Да и тесно в телесности. Лучше потом. В потомстве.

Лес становился гуще. Стволы, а чаще кусты тесно обступали тропу. Меж них и тронемся. Тропою славы, друзья.

Что-то шумно шевельнуло кусты, поручик выхватил пистолет, но это была всего лишь ворона - метрах в десяти, справа по ходу движения. Птица слава. Разносит слухи. Ославляет она ж. Якобы живет триста лет, и пока жива последняя ворона, помнящая о тебе, слава твоя не померкнет.

Он миновал место вороньего взлета, чуть поморщившись на отвратный запах: видно, эта птица терзала несвежий труп какого-нибудь зверька. Чего стоит наше незапятнанное прошлое: достаточно кому-то пустить вонючий слушок. Могут так ославить.

Поэзия, что ждет от веку, когда придет и даст урок душе, натянутой на деку, наканифоленный смычок... Про смычок, кажется, у кого-то было. Или будет еще? Поэзия. О солнце дней, о свет очей, он как бы твой, а сам ничей... щекой щетиной к холодному... упругому бедру скрипки припав... Поэзия. Жизнь мою украсила, чтоб верней украсть ее... Поэтом быть заманчиво, но хлопотливо. Я кат, вздымающий на дыбу. Я угль, пылающий огнем. Кокетливо. Но отчасти по Пушкину. Все мы подражали вначале ему. Но - плестись в хвосте, в тени того, кто движется навстречу солнцу?

В лесу, где лис, где лист... Что это, черт возьми, трепещет в листве? Не веря своим глазам, поручик приостановился и всмотрелся пристальней. Курицы. Сидят в ветвях и по обочинам. Восхищенно кудахча. Топорща перья хвоста. Если куры, значит рядом и лис. Хотя некоторые ощипаны уже до полуготовности. А на иных была румяная корочка. Чего только нет в этом волшебном лесу. Он сорвал с ветки одну порумяней, на ходу отрывая от нее куски и их пережевывая.

Кюхля. Напоминает кудахтанье. Это Попларский придумал - и прижилось. Даже в действующей, когда прапорщиком ушел, всплыло и преследовало. Даже сейчас. Кюхля. В гармонии его растили, философы его растлили. Или скорее, поэты. Марина - хотя и любила все то, что вызывает во мне смех: Наполеона, Эфрона, Мнишек, дамскую прозу, Сару Бернар. Не предвидел никто, что из нее такое получится. А Поплавок - в Праге скончался благополучно.

Что-то шевельнулось - в душе? Нет, в кармане. Он сунул руку в карман, куда положил красноглазый камень, но тут же в ужасе ее выдернул - вместе с крысой, вцепившейся лапками и зубами в его рукав. Крыса, пискнув, шлепнулась в траву и отбежала вдоль по тропе. Оглянулась. Вот мерзкая. Он вновь вынул свой австрийский манлихер и, держа его в руке, двинулся вслед за зверьком.

Камень-колдун. Камень-оборотень. Мир, среда... Все расплывчато, смутно. Чувства чрезвычайно отзывчивы. Того и гляди ясный день обернется шлюхой, а куст колючки - темной темой или змеей.

Как-то их используют в магии, этих кур. В жертву, что ли, приносят. Друзья, приперчим жизнь игрой. Он выстрелил в ближайшую курицу. Лес отозвался ответной стрельбой.

Попал - не попал, не несколько кур в отрепьях перьев свалились в кусты и на обочину. Оставшиеся в живых в панике разлетелись.

Обалденно. Внести в стихи. Это стихийное бедствие внезапно захлестывает, денно ли, нощно (нощно особенно мощно), порой не ко времени, и бывает невнятно весьма.

Противоречит привычному. Вносит опасенье за здравость ума. Словно кто-то безумный бормочет. Кудахчет, блеет, мычит. Требует понимания и умирает, когда не находит его.

Стихи, что толкованье просят, небесный свет до нас доносят. Свет небесный, свет неверный. Пусть не свет, но зарницы. Искры истины. Исполнены иной ясности. Это захватывает. Формирует новое состоянье души. Достраивает башенку к замку вашего Я. В замке становится просторней жить.

Поручик попытался вернуть своему Я ясность, голову на место возвратить, но мысли путались.