Свет не убывал, а воздуху становилось все меньше. Все больше спертости ощущалось в нем. Крысу, что была впереди, он давно нагнал, и теперь заметил с ужасом и отвращением, что по мере продвижения вглубь крыса растет, становится толще. Движение ей доставалось со все большим трудом, но она упорно лезла вперед, пока не застряла, закупорив трубу наподобие тромба.
Поручик уперся в нее, надеясь ее протолкнуть, тянул за хвост, рассчитывая вытащить, глупая крыса даже пыталась ему помочь, хрипя и поскуливая, но с места не стронулась. Он бился с ней с полчаса, пока всякое шевеление ее не прекратилось. Он сел, обессиленный. Дело - труба. Не обойти, не объехать этот тромбофлебит. Осталось ли сил на обратный путь? Поскольку свет, что был впереди, тоже оказался закупорен крысой, он снял с пояса и включил фонарь.
Выяснилось по дороге назад, что эта труба не была магистральной, одиночной, прямой, а имела многочисленный ответвления и оттоки, которые он, обманутый блеском, маячившим впереди и принятым им за конечную цель, не замечал. Он куда-то свернул и попал в нечистоты. Сливают, наверное, сюда сливки общества, иронически подумал поручик. Он повернул обратно и снова попал. Он метался по этой разветвленной системе, пока фонарь не иссяк, а сам он совсем не лишился рассудка и сил. Он всхлипнул, сел и затих в тупике и отчаянии.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Несмотря на то, что ночи в конце мая у нас бывают прохладны - на лоне природы, на ложе из хвой - спал я довольно крепко, а проснулся, едва начало светать, оттого, что кто-то впился мне зубами в предплечье. Я решил, что это, конечно, пес, и отбросил его движеньем плеча, но откатилась Маринка, а откатившись, оскалилась и даже попыталась на меня зарычать. Неудовлетворенная потребность просматривалась в ее глазах. И истерическое желание еще кого-нибудь укусить. Но, несмотря на собачьи ухватки, она была хороша. Всех прелестей этой женщины было семь: рыжая грива; голубые глаза; рот, будто малины наелась; гибкость, словно язык пламени; яркость, что тоже огню присуще; упругость, блеск. Словом, имела внешний вид, способный не только пожарным нравиться. И отличалась от обыкновенной женщины, как рисованная от резиновой, а резиновая от живой. Не Маринка, а картинка. Пес - по контрасту с этой красой - выглядел довольно облезло.
Видимо, шесть часов минуло. Нечто вроде природного ритма было присуще ей. Я вздохнул. Жизнь в этом режиме мне давалась пока что с натугой. Это боги меня испытывают, еще раз вздохнул я, и покуда испытатель и испытуемая в акте стыда-вины - в кустах, в кустарных условиях - избывали епитимью богов, Полкан все время тыкался носом и докучал, а однажды так тоскливо завыл, что я на мгновенье замер в состояньи стыда.
- Когда будете меня в будущем, то имейте, товарищ подполковник, в виду: подкладывайте под меня что-нибудь, - сказала мне эта женщина, выковыривая из себя иголки.
Природа у нас, что и говорить, довольно груба. Но и ей не следовало бы привередничать. Словно ее до этого времени на бархате трахали. Я помню, что, удаляясь с майором, одеяльце с собой не прихватывала. Конечно, в кустах - дело вкуса. В естественных условиях есть свои неудобства. Но с милым рай и в камышах. Тем более, что не я ее на эти действия подвигал.
- Неудобства искупаются наслаждением, - сказал я, отходя от чувства вины.
- Это необходимость, - возразила она. - Наслаждение, товарищ подполковник, здесь ни при чем.
- Ты меня Геной зови, - посоветовал я. - Или Женей, коль уж у вас так повелось.
- Геной я не могу. На Женю, гляжу, вы обижаетесь. Романсычем можно?
- Можно, - позволил я.
- Ну? Как дальше мы с вами быть будем?
- В каком смысле?
- Казну надо искать, - сказала сыщица.
Мне пришло в голову, что живя бок о бок с Антоном, который, вне всякого сомнения, тоже сейчас золото ищет, она могла, используя тонкое обоняние, что-либо про казну разнюхать. Не зря же они тогда с майором нагрянули и ударили меня по голове. Сейчас, когда майора поблизости не было, и он не имел над ней больше ни власти, ни прелести, она могла быть и пооткровенней со мной. Я сказал тоном любезного следователя:
- Расскажи мне, пожалуйста, об Антоне. О вашей совместной жизни с ним. Где и как ты подцепила его? Чем запомнилось это замужество? Я готов тебя участливо выслушать. И как деверь рассчитываю на доверие.
Она задумалась. Видимо, прямого ответа на этот вопрос у нее не было, а кривить душой не хотелось.
- Это тебя майор к нему заслал? - помог ей я.
Она подумала еще десяток секунд. Покосилась на пса. Сделала головой кивок - он.
Читать дальше