Грим - Приключения в приличном обществе

Думаете, это я для затравки читателя? Если так, то напрасно. Хотя, как мне может поверить читатель, если я и сам не верил своим глазам.

Я вывалил деньги на пол - на столе бы они не поместились, - пересчитал. Шестьсот двадцать тысяч. Приблизительно, я не очень усердно считал. Меня почему-то обрадовало, что у меня шестьсот восемьдесят восемь, то есть несколько больше. Но с другой стороны, добра от шальных денег не жди.

Я поспешно уложил их обратно и задумался. Задумчиво задвинул их под кровать. Кто же ты есть, милая? Что с тобой? Впору от этакой суммы с ума сойти. Или актерствуешь? Разыгрываешь передо мной тихое и милое помешательство? Я жалел, что так поспешно убрался с места происшествия. Уж очень поверхностно я осмотрел салон. Надо было хотя бы на номер машины взглянуть, выяснить регион регистрации. Но кто же знал, что дело так обернется? Я подошел к спящей, обшарил ее карманы. Пачка жевательной резинки, платочек, немного рублей. Часики пульсируют на левой руке. Я взглянул на свои: наши часы тикали параллельно друг другу, но параллельное время на ее часах запаздывало и было московское. Но это ничего не проясняло, уж слишком этот часовой пояс широк.

Я сел в кресло, глядя на спящую. Дело гнилое, гиблое. Сдавать ее в милицию и отвозить в сквер я тут же раздумал. Очень мучил вопрос: есть у нее соучастники? Или преследователи? Судя по сумме, деньги станут искать. И как скоро найдут? Со мной ее видел только садовник. Вариант с убийством свидетеля отпадал. Тем более, что он уже мог проболтаться Полине или любому встречному по пути в магазин. Дурак страшнее пистолета.

Спи, милая. Высыпайся, как следует. Набирайся сил. Мы тебя непременно раскусим. Расспросим. Расколем. Распотрошим. Мысли шевелились неповоротливей, неторопливей, словно клубок змей. Несмотря на все треволненья, усталость брала свое. Сидя в кресле, я незаметно и крепко уснул.

Показалось, что сквозняком повеяло. Холодком потянуло понизу, по ногам. Я открыл глаза: в окна бил свет. Южная, солнечная сторона. Сколько времени? До или после полудня? Скорее - до. Дверь полуоткрыта. Сам я ее забыл запереть, или кто-то сюда, пока я спал, заглядывал?

Девушка спала, ресницы вздрагивали. Я предположил, что сны ей все-таки снятся. Пучок лучей, приникавший в одно из окон, скоро достигнет кровати. Коснется ее лица. Граница света пересечет границу сна. Нет, лицо миловидное. Весьма.

Кто-то напевал внизу фальшивым фальцетом - садовник, наверное, кто же еще. Он закашлялся, поперхнувшись пеньем, после чего перешел на более свойственный ему баритон. Слов не разобрать, да слов, возможно, и не было. Мотивчик тоже весьма приблизительный. Звякнуло ведро. Наверное, Полина, жемчужина предместья, пришла, чтобы убрать внизу. Видимо, она спросила о чем-то садовника, потому что он сказал:

- Не знаю. На эту тему не размышлял. - Он выдержал паузу, я думал, вновь запоет, но он сказал. - Вот ты - женщина, ты ответь. Почему природа двупола? В чем целесообразность, скажите на милость?

Полина тихо ответила что-то, чего я не смог разобрать. Засмеялась, а садовник продолжал так:

- А я тебе скажу, почему. Чтобы дать представление всякой твари своей о Божьей любви. О том, что есть на свете любовь, а не только выгода. Эрос. - Это слово он прорычал с удовольствием. - Половая любовь есть самая естественная и необходимая потребность. Но из этого простейшего и примитивного чувства человек получает представление о мировой любви, о Божьей ко всем милости. Понятно тебе теперь?

Я проникся невольным уважением к умному садовнику. Мысль пускай маленькая, но своя. Он откашлялся и заговорил вновь, продолжая эту мысль мусолить.

- Я, как стихийный христианин это вполне понимаю. И наверное, после зрелого размышления, в монахи уйду. Ага.

- Ах, да пойди ты прочь, пес шелудивый. Прочь поди, кому говорю.

- Не бойсь. Он, хоть и собака, но тебя не тронет. И не выполняет команд на русском языке, - сказал садовник. - Шельма! Атанде-ву! Воспитание у него нежное. Прикажешь умереть - умрет, прикажешь загнуться - загнется, и лапу дает. Только что толковал тебе о мировой любви, а ты ему тряпкой в харю. Нехорошо.

- А пускай он мне этой харей не тычет.

Девушка на кровати шевельнулась, приоткрыла рот. Улыбнулась, наслаждаясь сновиденьем. Солнечный квадрат замер у самого изголовья.

- Всё дело в линии талии и бедра, - продолжал свои эротические рассуждения садовник. - Но эта красивая кривая линия не всем удается. И чем эта линия кривей, тем женщина красивей.