Грим - Приключения в приличном обществе

За то время, что мы с ним не виделись, он ни сапог не сменил (да и снимал ли вообще?), ни пиджака. Его небесного цвета френч был застегнут на все оставшиеся на нем пуговицы. Ничего в его облике не изменилось. Вот только румянец, пожалуй, стал гуще, меня этот румянец поначалу в изумленье вводил. Откуда, скажите на милость, у пожилого человека лет 65-и такое энергичное кровообращение? Подключается по ночам к чьим-то артериям? Красок его лица не могла скрыть даже борода - светлая с рыжеватым отливом борода Барбароссы. И еще я заметил, что глаза он, как правило, прячет. И источает запахи различного свойства и качества. Лицо, впрочем, честное. Не лицо, а икона в золотом окладе. На голове он имел фуражку с высоким околышем и кокардой какого-то рода войск. Прочие приметы, неотделимые от пола и возраста, пока опустим. На полпути к воротам он остановился и пристойно высморкался. Пес тявкнул, вызвав новый приступ приветствий у окрестных собак.

Садовник, подойдя ближе, стал пристально всматриваться сквозь прутья ограды в мой усталый нереспектабельный автомобиль. Непрезентабельный, почти непристойный. В его представлении моя машина должна была выглядеть иначе. Я опустил стекло и высунул голову, чтобы дать себя узнать. Он взмахнул ключами и проявил первую прыть, но тут же взял себя в руки и степенно, без суеты, распахнул створки ворот. Я подогнал машину к крыльцу.

Времени, пока запирал ворота, у него было достаточно, чтоб изготовить соответствующую случаю гримасу и сочинить пару приветных фраз, но я его опередил, поинтересовавшись здоровьем.

- Селезенка побаливает, - ответил он. - А так - слава Богу.

- Так есть Бог? - спросил я, помня, что о Боге он порассуждать любил, хотя его селезенка, как орган кроветворения, тоже меня интересовала.

- Бывает, - уклончиво сказал он и заглянул в салон, где очнувшаяся девица протирала глазки. - А это, никак, хозяйку привез?

Это внезапное соображение насчет нашего с девицей родства почему-то смутило меня.

- Там видно будет, - в свою очередь уклончиво ответил я.

- Надо было телеграммой предупредить. Чемоданчик-то ваш где?

Я сказал, что с вещами управлюсь сам. Природный ум и определенные негодяйские наклонности этого человека мне были известны. Кем бы он стал, получив приличное образование? Некоторыми житейскими рассуждениями он меня и сейчас удивлял.

- Приготовил бы постель барыне, - сказал я. Он ушел, стуча сапожищами, а я открыл у машины заднюю дверь.

- Вылезай, приехали, - довольно любезно сказал я.

Она сидела на заднем сиденье, ссутулившись, зажав коленями кисти рук, и тихо, доверчиво глядела на меня снизу вверх. Молчала. Взгляд ее, лишенный лукавства, был чист. Чрезвычайно симпатичная. Лицо овальное, рот небольшой, упрямый. Нежная кожа губ. Волосы темные, не достигают плеч. Джинсы, кофточка из какой-то синтетики. Ежится: холодно.

Я повторил предложение. Она улыбнулась и показала язык. Нет, с возрастом я, похоже, ошибся. Ее манера общаться меня озадачила. Язык, однако, был бледен и сух, губы ее запеклись, и хотя просьб с ее стороны не поступало, я взял с переднего сиденья полуторалитровый баллон с какой-то колой и подал ей. Она проявила интерес. Взяла бутылку в руки, повертела так, сяк, но впечатление было такое, что видит она подобный предмет впервые. Ломается? Или ломка у них выглядит именно так? Или там, откуда она явилась, напитки подают в ночных горшках?

Она протянула мне бутылку обратно. Не хочешь не надо. Я хочу. Я отвинтил колпачок и сделал глоток. Кола была теплая. Но в утреннюю прохладу в самый раз. Она смотрела завороженно, как дергается мой кадык. Жадно протянула руку: дай. Я дал.

Она попробовала отхлебнуть из горлышка - не получилось. Темная струйка влаги потекла по ее подбородку. Сделала еще попытку - поперхнулась. Откашлявшись, приступила к третьей, медленно-медленно поднимая бутылку над запрокинутым лицом. Она выпила около литра, наверное, остатки протянула мне. Взглянула на меня еще раз, как показалось мне, с благодарностью. Глаза, кстати, были большие, черные - трудно читать в черных глазах.

- А сейчас, дорогая, выйдем из машины, примем душ, отдохнем с дороги. Я видел, как ты машину вела. Нелегко тебе было.

- Бл-бл-бл-бл, - сказала она, явно меня передразнивая. Ее настроение несколько поднялось. В глазах появился блеск и немного лукавства.

- Давай, вылезай. Хочешь кушать?

- Кушать, - уверенно повторила за мной эта взрослая девица лет двадцати пяти. - Кушать, - еще раз повторила она и захихикала. Что-то в звуках этого слова ей показалось забавным.