Грим - Приключения в приличном обществе

А в отношении ко мне стала проявляться даже враждебность, переходящая в устойчивую неприязнь. Столь резкий поворот в другую (дурную) сторону очень меня огорчал. Я твердо решил приручить ее вновь, как только разгребу дела, удалить от нее садовника, который однажды в ее присутствии испустил такое зловоние, что листья на ближайшей ветке поскручивались. Наверное, что-нибудь эротическое возмечтал.

Погода стояла знойная, хотя ночами, бывало, накрапывало. Сад благоухал, источал сладострастные запахи. Подозреваю, что он и в мое отсутствие благоухал, соперничая с садовником. Варвара ведь почти все время проводила в нем, плодово-ягодном, при свете дня, при полном солнечном сиянии. Что она делала в эти часы, знойные, дневные, дивные? Разливала нектар по чашечкам лилий? Деловито покряхтывая, выворачивала сорняк? Райская яблоня все более склоняла ветви под тяжестью своих плодов, и уже, встав на цыпочки, можно было дотянуться до этих румяных яств. - Зной, тень. Одурманенный цветами рай. Разлитый в нем мед сладострастия. Не забудьте, представляя эту картину, лучшими певчими наполнить сад.

- Я вам кралю караулить не нанимался, - ворчал садовник, лопатой ковыряя грунт. - У меня есть свои обязанности.

- Варька, фря, за ей глаз да глаз нужен, - вторила ему Варвара.

- Купорос опять же... Суперфосфат... Всё на свои. Ни словечка благодарности. Хоть бы спасибо какое. Вот и делай после этого бесплатно добро людям, - ворчал этот, по всей видимости, бесплатный агент.

- Вы уж денежками обнадежьте, - хрипло поддерживала Варвара.

Я всегда обнадеживал, удивляясь на его вызывающе-обиженный тон. В деньгах ему отказа никогда не было. Пряча наличные в карман френча, он неизменно изрекал что-нибудь вроде следующего:

- Бог дает нам то, что является нашим благом. И не дает того, что благом не является. Поэтому деньги приходится добывать самому.

- На Э? - спрашивал я.

- Эпиктет, - подтверждал садовник и, подкрепившись этим античным соображением, приступал ко второй стадии вымогательства. - Женщина тут одна есть. Надежда Васильевна, нуждающаяся. Просила за нее походатайствовать.

- Ты меня заходатайствовал, - вскипел я на этот раз. - Старый распутник.

- Не такой уж я старый, - без тени обиды и даже радуясь, что разозлил, возразил садовник. - Хотя не отрицаю, что пожилой.

- Пожилой, да пригожий, - сказала всюду поддакивающая ему Варвара.

Я едва удержался от желания подпортить ему бороденку. Надежде Васильевне я решительно отказал. Румянец его стал еще ярче. Запах, соответствующий крайней степени его огорчения, заставил меня отступить.

- Некоторым гастролерам надо бы знать... - растягивая гласные, надменно завел он.

Стоп. Кажется, моя щедрость превратно им истолкована. Не полагает ли он, что я должен его побаиваться? Да уж не шантажирует ли он меня? Что-то язвительное извивалось на его языке, что-то скверное сверкнуло в глазах.

- Деньги будешь получать по пятницам, - твердо сказал я, придав голосу сухость. - И ни копейки сверх оговоренного.

Лицо его заалело еще более, он что-то буркнул и отошел. А чуть позже, кликнув клеврета, и вовсе отправился со двора, не испросив на то моего разрешения. Пес, зевнув на звуки зова, последовал за ним, но не очень охотно. Нет, пора брать власть в свои руки. В пределах этих владений пока что.

- Иду я и думаю, ну и дурак же я был, - сказала Варвара, подходя.

Лицо ее было по-стариковски насуплено. Брови хмурились двугорбой дугой. Губы надуты. Озабоченный и злобный вид. Выражение лица, присущее садовнику. И выражается, как вышеупомянутый. Вот губы поджала, как делает он, готовясь проглотить слюну. Есть что-то отвратительно-гадкое в ее лице. А ведь вчера еще этого в ней не было.

- Дура, - машинально поправил я, но тут же спохватился, спросил. - Почему ты о себе такого мнения?

- Зря я Паливанычу высказал всё...

Короткое слово мэр садовник не проговаривал. Поэтому градоначальник был Паливанычем на его языке.

- Что - всё?

Она привычно проигнорировала вопрос. Я стал задавать наводящие, но ничего агентурно-важного выудить не удалось.

Вечером, памятуя взятые на себя обязательства, я решил ей сказку на ночь прочесть, но, обшарив весь дом, ни единой книги в нем не нашел. Что-нибудь выдумать не получалось, я не обладаю воображением (поэтому читатель не найдет этой книге вымысла), а покопавшись в памяти, удалось выудить из нее лишь следующее: у Лукоморья дуб зеленый и т.д. Но, дойдя до русалки, что сидит в ветвях, тоже застопорило. Впрочем, я тут же убедился, что она спит. Одернув на ней одеяльце, я ушел к себе, однако, в отличие от своей воспитанницы, скоро уснуть не смог.