Кстати, о разуме. Возвратившись домой, я застал садовника с небольшим оранжевым пульверизатором, бродившим по саду и время от времени брызгавшим из него на дерево или куст.
- Вот мы их травим, - изрек он и брызнул на какое-то насекомое. - А может, они тоже считают себя разумными. Может, у них даже свои библиотеки есть.
- Эт-так, - подхватила Варвара совершенно невпопад. - Где чего убыло, значит, так тому и быть.
Я далеко не сразу сообразил, что эта заемная заумь формулирует закон сохранения энергии. Разумеется, на Э. Однако я попробовал добиться разъяснения.
- Как понимать, дорогая, эти твои слова?
- Интересно мне знать, сколько у него денег в отличие от меня, - заговорила она совсем о другом.
Слышал или нет это садовник, но он благоразумно отошел со своей брызгалкой в дальний конец сада. Намеренно ли он ее подучил, или сама подслушала? С помощью, опять же, наводящих вопросов, я попытался это из нее выудить.
- У меня есть двести рублей, а у тебя? - спросил я и помахал перед ее носом двумя сотенными.
- А не то обратиться в компетентный комитет, пусть выяснят.
Я замер, как в том сне. Обратился в жиголо. Это была уже прямая угроза. И исходила, конечно, от садовника, не от нее.
- Кто тебя этому подучил? - спросил я напрямик.
- Суперфосфат... Купорос... - забормотала она. А дальше старая песня. - Вы уж денежками обнадежьте.
Я отдал ей эти двести рублей, которые она проворно уложила в кармашек.
А вечер принес иные симптомы. Садовник бродил по залу с тряпкой в руке, проводя ею по мебели, но часто останавливался и морщил лоб, словно задумывался о чем-то, или пытался вспомнить что-то существенное.
- Волга впадает в какую реку? - с ударением на у в последнем слове бормотал он. А минутой позже вновь вопрошал, но уже чуть не плача. - Куда же впадает она, падла?
- В чем дело, Васильич? - спросил я.
- И таблицу на девять забыл...
- Что-что?
- Восемью девять - семьдесят два. А девятью восемь?
Дурдом. Я выше это уже констатировал.
- Семьдесят два, - подала голос Варвара, стоя на лестнице. Я взглянул на нее. - Девятью восемь - семьдесят два, - подтвердила она собственный вывод. - Девятью два - восемнадцать.
Таблица - мать математики. Кажется, в первом классе ее дети зубрят. Но я опешил. Как ей удалось так ловко умножить? Впервые во взгляде ее я обнаружил смысл. Непохожа она была на обезьянку, которую с помощью бананов и подзатыльников научили считывать числа.
- Кто тебя обучил арифметике? - спросил я.
- Арифметике? - Она в свою очередь наморщила лоб и застыла. Я тоже постоял с ними, глядя на этих задумавшихся, пока садовник, обеспокоенный стремительно развивающимся склерозом, почесывая под картузом, не вышел вон.
- Вчера у нас вчера было? А сегодня что? Сегодня? - бормотал он.
Сказку Пушкина о Лукоморье я все-таки раздобыл через Машу. Мы немного полистали ее перед сном. Слушала она без интереса, и выглядела озабоченной. Что-то таила в детском своем уме.
Следующий день до вечера был у меня свободен. Я не отпускал от себя Варвару, в чем, пожалуй, не было необходимости: и она, и садовник, казалось, тщательно избегали друг друга. Словно черная кошка между ними пробежала. Словно полоз прополз. Садовник бросал издали подозрительные взгляды на Варвару, но как их истолковать, я не знал. Он большей частью сидел во флигеле, я заглядывал: он что-то писал. Варвара хотя и пыталась зайти туда пару раз, но скорей по рассеянности.
Мне даже пришлось употребить авторитет хозяина, чтобы уговорить садовника еще один вечер приглядеть за ней. Мне предстояло участвовать в Дворянском Собрании. Перед тем как отправиться, я усадил их рядышком на крылечке, сунул садовнику книжку Пушкина.
- Кем наврано? - равнодушно спросил он, скользнув по обложке. - Пушкин пишет - ветер носит.
- Почитай ей, Васильич, если будет скучать, - сказал я, направляясь к машине.
- И чего они там собираются в этом клубе? - проворчал садовник, когда я уже завел мотор.
- Какаву пьют, - сказала Варвара.
Довольно остро меня мучил вопрос, что надеть и как выглядеть. Одеться щегольски или светски? Как человек высоковоспитанный, я не мог появиться в благородном собрании, одет, абы как. Встречают-то по одежке, а уж провожают по поведению. Миша, этот продвинутый молодой человек, посоветовал взять фрак в местном прокате, где его по моей фигуре подгонят. Я его совету последовал.
Отправляться на вечеринку мне не очень хотелось. Ну что мне это сословье? К дворянству я, господа, не принадлежу и их белому делу не сочувствую. Но коль уж имеют они в городе вес, значит, к знакомству обязывают. Noblesse obliges, какое б там ни было. Потомки царских псарей и шутов, конюших, постельничих, кравчих, держателей ночных горшков с царственным содержимым. От них ведущие род. Уж лучше не иметь таких родственников или вовсе не знать о них. Между нами, богатыми: богами я их не считал. И польщенным себя их приглашеньем не чувствовал.
Читать дальше