- Так с утречка и начнем, - сказал он, пятясь к выходу.
Мне хотелось его догнать и избить. Но, боюсь, что потом этому механику самому механик понадобится. Потянет ли столько механиков графинин бюджет?
Остатки суток мы провели в неге и праздности. Было выпито много вина, Акустический зал ломился от фуг и прелюдий, но теперь эта музыка уже не удручала меня, а возносила ввысь.
Ах, что они вытворяли, Бахус и Бах! О музыка, о лгунья! Пятая стихия, злая волшба! Вороны, напуганные фугой, больше не залетают в наш сад.
- Ах, расскажите, я какая? - теребила меня моя бахиня. Я не лез в карман за эпитетами, они сами вертелись на языке.
Нет, мы не теряли времени эти несколько суток, пока механик готовил апартамент. Нам, словно бездомным кошкам, нравилось ютиться в самых неприспособленных для любви местах. Где мы только ни обтирали углы! Кабинет, каморка под лестницей, зеленая комната, а наипаче - Акустический зал, где мы глюкались, бахались, где накатывало с особенной остротой.
В спальне попахивало лаком после ремонта, что странным образом возобновляло к жизни призрак механика. Мы их долго выветривали - запахи, призраков, но зато командорово присутствие не ощущалось вообще. Хотя изредка вдова поминала его.
Но командор окончательно, как мне думалось, отошел в мир теней и не тревожил меня. Я бодро и безо всякого раздражения произносил его имя: Артур, или Командор. - Кто такой командор? - ухватилась графиня, когда я однажды при ней впервые обмолвился этим словом.
Я, помявшись, признался, кто.
- Ах вы ... Дон Жуан. - Она хлопнула меня веером.
- Кто такой дон Жуан? - спросил я, чтобы выяснить, нет ли в ее понятиях в этом имени негативного.
- Так. Есть про него опера.
Она порылась в виниловых залежах и выхватила одну.
- Вы полюбите. Это прекрасное удовольствие, - говорила она, ставя диск на вертушку.
Увы, это оказался Реквием. Мы его выслушали, но она так и не врубилась, про кого эта опера.
Я полюбил на это время не только вдову, но и произведения композиторов. И даже подпольная музыка (андеграунд) насыщалась гармонией, казалась музыкой сфер. Контрабас-барабас, барабан-тарабан, бас-ритм-гитары ... Ритм-группа порой идеально накладывалась на ритм-процесс.
Этот мир стал для меня раем, который искал. Мне казалось, что я счастлив вполне, не омрачали идиллии даже графинины графики, и только черные четверги наводили уныние, да пугала зависть богов.
Но она возвращалась, едва кончался четверг, едва стрелки переваливали за полночь, и пока я путался в помочах, буквально набрасывалась на меня, поскуливая от нетерпения, словно малое дитя, а не взрослая терпеливая женщина.
Вероятно, именно после этих уныний я накидывался на нее с особым рвением, что отмечалось графиней.
- Сегодня вы особенно проникновенны, - говорила она.
Как это у графинь принято, она даже в постели была со мной на вы. Приходилось отвечать тем же.
- Не хотите ли помузицировать? Давайте! - как-то сказала она. - Исполнять музыку - более глубокое ощущение, чем пассивно слушать ее. Это моя лучшая виолончель. На ней сам Ростислав Мстистропович играл.
И показала, как водить смычком по виолончели, вибрируя струну. Я попробовал - мне понравилось. Мы немного помузицировали - в две виолончели и в два смычка. Ощущение и впрямь оказалось глубоким, судя по тому, как внезапно я возбудился, парой скорых аккордов завершив эту тему, чтобы продолжить ее в постели - с другой виолой и другим смычком.
С тех пор мы частенько с ней музицировали, если дело стопорилось или не шло.
Зима и прочие событья проходили мимо меня. Всё моё время и помыслы были отданы исключительно ей. В те часы, когда приходилось быть одному, я пытался писать - чтобы что-то добавить к этому миру, а не просто жить и получать чувственные удовольствия. Я добросовестно выстраивал сюжет, плел фабулу, как того требует популярный жанр: интересно, захватывающе, остросюжетно, хитро. Кабинет, мой рабочий стол, слева - стопа белых листов, справа - исписанная, но перо не повиновалось, не удавалось сосредоточиться, мысли улетали далеко-далеко и возвращались квёлые, а листы крайне медленно и неохотно перелетали из левой стопы в правую. И я бросил перо - что толку напрасно терзать книгу, если лежит она перед тобой, словно бревно, а не страстная любящая женщина.
Вести, доходившие с воли, были двоякого рода и поступали двояким путем.
Первые, касавшиеся новейшей администрации, доставляла графиня, по-прежнему отлучавшаяся по четвергам. Новостями из Содома нас снабжала баронесса Борисова, которая что-то зачастила туда (в поисках своего маркиза, быть может) после того, как барон был застрелен партнером по робберу, обвинившем его в подлом подлоге: барон ему проиграл троих краснодеревщиков, которые оказались пьющие слесаря.
Читать дальше