- То, что я говорю, может быть, банально, но я ... - закраснелась графиня.
- Продолжайте, умоляю вас, - сказал я, беря ее за руку, глядя в глаза.
- Я давно ждала такого маркиза, как вы!
Мир на мгновенье исчез из поля моего зрения: Маргулис и прочие зрелища, сцена, стол. Уши заложило ватой, сквозь которую доносился только невнятный гул голосов. Я словно плыл в теплом облаке к светлому будущему, к новому брегу греб.
Усилием воли я заставил себя вернуться к действительности. Все-таки помимо блаженства я ощущал и ответственность за нее. Я немного сжал ее руку, а она - мою. Мы помолчали, глядя на сцену.
БЕРГ: Куда мы попали, поручик? Нам нужно знать правду, как бы противна она ни была.
РЖЕВСКИЙ: Клянусь, господа, еще вчера здесь была приличная ресторация, а нынче зала совершенно пуста. Да вот и корнет подтвердит.
КОРНЕТ: Странно, куда же все подевалось?
КОРНЕТ-А-ПИСТОН: Ру-ру-ру.
РЖЕВСКИЙ: Будьте добры, полковник, вас здесь не знают. Подымитесь наверх, Горгону кликните.
ПОЛКОВНИК: Горгона!
РЖЕВСКИЙ: Сверху, отсюда ничего не слышно. Вы уж подымитесь, не сочтите за труд.
КОРНЕТ: А может быть, к 'Яру', господа? Вчера там квасили классики.
БЕРГ: После классиков там даже позавчерашних котлет нет.
ПОЛКОВНИК: Вы уж меня здесь не бросайте, господа. Я мигом.
ГААГАДЗЕ: У нас в Гааге сначала гостя накормят, а уж потом по борделям ведут.
- А что, проститутки будут? - кстати спросил Герц.
- Зачем тебе шлюхи, майн Герц? Когда столь прекрасная собой особа украшает наш стол, - сказал галантный Крылов.
- Ну, мало ли. Вон, Вертеру для разнообразия, - поддержал Иванов.
Но Вертер только крепче прижался к Наташке: мол, кроме ее ему никого не надо, мол, эта невеста у него навсегда.
- Зарегистрироваться бы им путем. Есть у нас где-нибудь регистрационные карточки?
- Для обручения новобрачных Мендельсон нужен.
- Регистрируют обычно в загсе, - сказал Иванов. - На втором этаже. Но в виде исключения и я могу. Но только не как мужа и жену, а как дурака и дуру. Распишитесь и поцелуйтеся в двух местах
Иванов давно уже ерзал, егозил, поглядывал через стол на сидевших напротив, щурясь, словно ему глаза резало. Словно там, через стол, было грубо нарушено тождество разума и действительности, словно в натюрморте, выставленном для его оценки, не хватало чего-то существенного.
- Слышь, фараон, - не выдержал этот задира. - Там тебе комфортно? Страсти не сотрясают?
Фролов, которому досталось сидеть между Натальей и Полиной, действительно, выглядел, как высохший в мумию сосновый ствол меж двух раскидистых, щедрых в своей телесной роскоши вечнозеленых древес.
- Не сотрясают, - сказал Фролов. - У меня тут бронь. - Он ударил себя в середину груди. - Давно уже не любопытствую.
- Так давай рокирнемся, раз не любишь и не любопытствуешь. Женщина должна принадлежать тому, кто ее хочет. Я там ими займусь, а вы тут с Крыловым картишки раскинете на завтрашний день... Ну вот, теперь гармония, - удовлетворенно отметил он, когда Фролов уступил ему свой матрас.
Я заметил, что обе женщины изъявили тайное удовольствие усатому Иванову, хотя и притворно хмурились. Вертер забеспокоился, но резкого неприятия не проявил. А Кашапов ему даже обрадовался, полагая, что вдвоем им будет веселее шалить.
- Только руки не распространяй, - сказала Полина, натягивая на колено подол.
- И не буду. Я вас, видите ли, столько раз в воображении имел, что мне вас уже больше не хочется.
- Верните нам фараона, - потребовала Полина неискренне.
РЖЕВСКИЙ: Ну что там, командир?
ПОЛКОВНИК: Вас приглашают наверх, господа!
- Фараона уже не вернешь, - сказал Иванов. - Вот погоди, я тебе Кремль покажу. Фараона нам не заменит, но тоже древняя вещь. Относится к эпохе царизма, - говорил Иванов, одновременно наполняя тарелку Полины, чтобы задобрить ее едой. - Мировая жратва. От себя жертвую. И давайте так: если я вам обоим через двадцать минут не понравлюсь, то сам уберусь отсюда. Честное сексуальное.
Женщины в одно время и с одной интонацией хмыкнули. Вертер обнимал свою подругу, и хоть объятья не хватало на весь объем, жест был достаточно демонстративный. Мол, эта женщина мной занята. Но Наталья и сама отвернулась от Иванова.
Полина же, как женщина незанятая, свободная в своем выборе, не стала при всех привередничать, потянулась, расправляя опавшие формы, выпячивая все свои выпуклости, подчеркивавшие пол.
Что касается наших любовников, то даже наискосок через стол мне претили все их сюсюканья и сантименты. В особенности манера Вертера подносить Наталье кусочки еды для поцелуя, прежде чем самому их съесть. Стоит, кстати, заметить, что влюбленные молодые люди чрезвычайно пошлы. Если считать, что пошлость - это отсутствие самоиронии, чувства меры и вкуса. Нет, у нас все не так с графиней. У нас все иначе.
Читать дальше