Грим - Приключения в приличном обществе

- Вы барон, вам и баллон в руки, - сказал подошедший Кравчук.

Оба засмеялись. Очевидно, это была какая-то шутка, смысл которой касался лишь их двоих.

Маргулису явно не хватало щепетильности в подборе кадров. Этому коменданту я не доверил бы и метлу. Комендант нервничал, заряжая обойму ПМ. Все пространство вокруг них было усыпано лузгой гильз. Патроны бы поберегли, что ли.

- Просвещение - просвещением ... - начал я, но Маргулис с досадой меня перебил:

- Ах, что я вам сделал, маркиз, что вы меня всё терзаете? И что еще могу я сделать для вас?

- Нужен же реквизит, декорации, - совсем неожиданно и совсем не то пробормотал я. - Текст, наконец

- Вот и займитесь текстом, - сказал Маргулис. - Кому как не вам.

- Вы барон, вам и баллон, - повторил свою шутку Кравчук, но смеялся на этот раз в одиночестве.

Так закончился этот наш разговор с Маргулисом. Я отошел, чувствуя еще большее отчуждение от него. - Бежать. Я окончательно утвердился в этом намерении. Выйти за пределы стен. Если с Кузьмой не получится - подкузьмит - попробовать подкупить охрану? Или самого Маргулиса - свободу в обмен на досье? Мне и самому бы хотелось просмотреть это досье тщательней. Но не было никакой возможности извлечь его из дупла, пока парк полон народу. Да и Кравчук принялся в ту сторону вдруг палить.

Тем временем Гребенюк, не досчитавшись врача Очакова, вел перекрестный допрос, в результате которого выяснилось, что видели его не далее получаса назад выпрыгивающим из окна лаборатории гормональных исследований, куда его Птицын зачем-то позвал. Там его и обнаружили, под окном, неподвижно лежащим на бетонных отмостках. На груди расплылось и застыло пятно - кроваво-красное на молочно-белом.

- Произведите осмотр тела, - обратился Гребенюк к ближайшему врачу.

- Что я тел не видал? - огрызнулся хирург, ибо ближайшим оказался он.

Патологоанатом, чтобы не накалять ситуацию, склонился над телом Очакова, припав ухом к его груди. Медик и медиум, истинный врач рода человеческого, каковыми являются все прозектора, он терпеливо и тщательно выслушал тело, прежде чем констатировать окончательное:

- Тело мертво. Этого врача можете вычеркнуть. - И вновь наклонился над трупом.

Что ему мог поведать Очаков об иных мирах? Что бы такого шепнуть, чего бы не ведали патологоанатомы? Неизвестно, сколько бы времени он выслушивал шепот покойного, если бы Птицын, откуда-то взявшись, не подскочил стремительно и не всадил ему в ягодицу шприц.

- Ну что, враг, вколем по кубику мира? - вскричал этот безумный и всем телом налег на поршень шприца.

Неизвестно, чем заполнена была полость прибора, но прозектор без стона повалился на Очаковский труп.

Он был последней жертвой, павшей в этой войне.

Насколько врачам приходилось туго, настолько вольготно чувствовали себя прихлебатели победителей. Тот же Никанор, которому разрешили даже ходить с ружьем. Хотя был он все время, как за ним водится, синь-пьян. Бандитов же вообще выпустили за ворота, возвестить граду и весям веселую весть. Всю ночь они провели в кочегарке, ради согрева шуруя котлы. Так и ушли чумазые.

Печальное положение врачей отягощалось еще более тем, что были они не кормлены и слишком легко одеты для ноября. Из-за какой-то душевной заторможенности я и внимания на это бы не обратил, если б не практикант.

- Господин маркиз, - несмело окликнул он. - Вы ... Вы мне кажетесь гораздо благородней других... Вы не могли бы ...

Тут я только заметил, что все это время разгуливал по парку, держа в руке кольцо краковской.

- Вы не могли бы... - с мольбой повторил очкарик, очарованно глядя на колбасу.

Разумеется, я ее ему отдал.

- Ешьте, юноша. Не западло.

Потом нашел Гребенюка и потребовал, чтобы немедленно снабдили одеждой врачей.

- Да где ж я им столько одежды возьму? - сказал Гребенюк. - Нешто с себя снять?

Однако велел находящимся у него в подчинении Котову и Гаврилову загнать всех врачей в помещение, куда, благодаря бандитам, не позволившим угаснуть котлам, все еще поступало тепло.

- Да чем же я их накормлю, Господи? Из зубов выковыряю? - ныл Гребенюк. - Этот вопрос к коменданту, а не ко мне.

Я, помогая загонять врачей, всё удивлялся тому, как могли двое неглупых и, в общем, незлых парней попасть в каратели к Гребенюку. Гаврилов, правда, был бывший мент, но и это не давало ему ни права, ни повода. Я даже, кажется, посетовал на это вслух.

- А куда деваться? - вздохнул Гаврилов и рассказал, как был он ночью контужен при взятии баррикад, и кому он теперь нужен, контуженный? Так что спасибо хотя бы Гребенюку, должность дал, пистолет. Патроны пообещал в будущем, как только припадки прекратятся совсем. - А то больно уж меня во время припадков мутит. Врачу не пожелаю такой участи, - закончил свои жалобы Гаврилов.