Макс Нарышкин - Downшифтер

Наверное, те же мысли буравили и его мозг, если он, грустно посмотрев на меня, сказал:

— Артур, кроме моего дома нам идти некуда…

Сказано — сделано. Через четверть часа, пробираясь по деревенским огородам с ружьем, как два партизана, мы добрались до дома Костомарова. И когда мы вошли, ответ на мой вопрос, который меня мучил, нашелся сам собой…

Складывалось впечатление, что в пятистенке разорвалась граната. Все, что можно было вытащить из ящиков, стащить с полок и вынуть из-под кроватей, валялось в беспорядке на полу. Этот дом претерпел визит незваных гостей. Эти люди не брезгуют ничем. Они переворошили дом священника на Осенней, потом перерыли, как кроты, хату бабки Евдокии, вывернули наизнанку пристройку школы, перелопатили келью отца Александра и вот теперь добрались до докторова дома. Следующие за мной по пятам присные Бронислава упорно разыскивают документы на мою квартиру и загородный дом, номера счетов и прочее, что, по их мнению, стоит денег.

Корпоративная логика «кто не с нами, тот должен быть опущен» работает как часы — без устали, безостановочно.

— Ну, не суки ли, а? — едва не плакал Костомаров, ползая на коленях и собирая в ладонь уцелевшие ампулы. Кто-то, взломав немудреный запор сейфа доктора, выбросил из него коробки с дефицитными лекарствами, и горе врача было безмерно. — Ноотропы, их в районной больнице днем с огнем не сыскать! Диоксидин… тот вообще не выпускается… Берег для крайней нужды, для себя не использовал…

Переживания по утрате ноотропов мне понятны. Плохо, что теперь доктора придется настраивать на деловой лад, на что, конечно, уйдет время. А мне нужны были его мозги, свежие и посветлевшие.

Главное, с Костомарова были сняты мои последние подозрения. Я думаю, дело было так. Помучив отца Александра, не обнаружив там меня и не найдя документов, майор велел Гоме отправляться в домик доктора и привести меня…

Качалась веточка, качалась… Они сначала убедились в том, что я осел в доме, а потом направились в церковь. Может, думали, и без Бережного обойдется. Не обошлось. Священник ничего им не сказал. И тогда майор с ружьем остался сторожить батюшку, чтобы тот, упаси господи, никуда не убежал, а Гому отправил за мной. Гома в доме никого не нашел, потому что я был к тому времени уже в церкви. Майор, увидев меня, струхнул. У него не было времени на раздумья, не было и помощи. Самые трусливые в мире люди — садисты и циники. Они будут задыхаться от удовольствия, выдергивая ногти у другого человека, но стоит подступить с плоскогубцами к ним, они тут же заплачут от ужаса. Именно страх заставил майора выстрелить в батюшку, когда я сорвал с его лица скотч, и именно страх погнал его из церкви. Триста тысяч были уже уложены в бюро, батюшка прикончен, и оставалось только найти Бережного, чтобы списать все беды городка на него, а отца Александра приклеить к нему подельником.

Проговорив это для себя и Костомарова, я посмотрел на него долгим взглядом. Оценит ли он мою логику? Но он только иногда, когда объяснение было уж слишком невероятным, поднимал голову, словно справляясь, верю ли я в то, что говорю.

Наговорившись всласть и поставив точку, я напился воды и занялся ружьем.

Костомаров ползал по полу, собирая уцелевшие медикаменты, а я подкидывал на ладони два вынутых из стволов патрона… «Картечь» — написано на каждом из них, и стоит только представить кинетическую энергию свинца, бьющего в тебя с расстояния в несколько метров, как сразу леденеет кровь…

— Ты представляешь, брат Костомаров, что будет, если этим выстрелить человеку в голову? Он даже не успеет понять, что случилось.

С пола на меня был брошен осуждающий взгляд.

— Я только сейчас подумал, — я бросил взгляд на ружье и обернулся к доктору. — А если сразу из двух стволов выстрелить… Их не разорвет? Картечь, как-никак…

— Калибр ружья — двенадцатый, патроны — двенадцатого калибра. Неужели ты думаешь, что завод-изготовитель не учел всех нюансов?

— Да, конечно, — согласился я и успокоился. Если вдруг мне понадобится выстрелить из двух стволов дуплетом, я не буду раздумывать.

К тому моменту, когда Костомаров подсчитал нанесенный здравоохранению городка ущерб, я закруглил общую картину, таким образом и успокоился. Объяснить все произошедшие события и объединить их единым логическим замыслом я могу только так.

— Их двое, — сказал я, шевеля на цевье пальцами и наблюдая за тем, как Костомаров заваривает чай. Ему было, естественно, не до чая, но я заставил его включить чайник, чтобы он успокоился. — Бронислав — бывший сотрудник ФСБ, и что у него сейчас в голове — никто не знает. Его спутник — дважды не подарок. Он чем-то похож на Гому, и разница меж ними в том, что Витя Боровой вообще не думает. Он исполняет команды, как собака. Как собака и предан.