Макс Нарышкин - Downшифтер

Мое сознание перевернулось, осыпалось и рухнуло вниз вместе с осыпавшимся полом…

Книги срывались в клокочущую страшными звуками жаркую бездну, я опускался, цепляясь руками за нижестоящую полку, и силы мои иссякали.

Куда же падать мне?.. Туда?..

Превозмогая раздирающий мою душу ужас, я обратил взгляд себе под ноги…

Я никогда не видел такого густого, жирного огня, это горел не огонь, это кипели лавой тела тех, кто оказался там до меня… «Помоги нам… — хрипела бездна, и я не понимал, кому принадлежит голос и к кому он обращается. — Он рвет нас, он пожирает нас, он не дает нам умереть… Помоги нам…»

И кипящая лава, свирепо заливая яростной волной голоса, с грохотом захлебнулась. Дикий животный оскал с дымящимися клыками ринулся на меня снизу, и последнее, что предстало моему безумному взору, были залитые кровью глаза, размером с колодец… В них переливалась и кипела кровь, и зрачков в них не было… Из горла чудовища вырвался вой, оглушивший меня, и клыки, расположенные аркадой Тронного зала, впились в мое горло…

Когда я открыл глаза, комната была залита лунным светом. Это была не зала священника и не моя комната в школе. Спальня внушительных размеров, в углу которой стояла громадная кровать. В другом углу — бюро, над которым в несколько ярусов располагались иконы, различить лики на которых мне не представлялось возможным из-за застилавшей спальню темноты. Пробивающийся сквозь оконную решетку лунный луч освещал лишь деревянный крест над аркообразным входом, спинку высокого кресла перед бюро и часть стены.

Дотянувшись непослушной рукой до своего горла, я ощупал его и обнаружил на шее предмет, которого на шее моей отродясь не водилось. Тяжелая цепь возлежала на моем горле, и я, проверяя рукой ее длину, наткнулся на еще более тяжелый предмет. Серебряный крест был еще более тяжел, но тяжести его я не чувствовал. Скосив взгляд в сторону, я увидел столик перед кроватью, а на нем несколько бутылок со знакомыми мне яркими этикетками — стоит только протянуть руку.

Что я и сделал, превозмогая боль в голове…

Я пил воду жадными глотками. Иногда мне не удавалось схватить ртом поток целиком, и тогда шипящая влага проливалась мимо, заливая и без того мокрую от пота майку, и цепь, и крест.

Ничего ему не сделается, кресту… Он серебряный.

Выронив из руки бутылку на пол, я снова провалился в бездну. На этот раз не в кипящую, а прохладную, леденящую тело миром и покоем. Спрашивать себя или кого другого о том, где я и кто меня раздевал, я не хотел. Нега была столь всевластна и притягательна, что я отмахнулся от лунного луча, переместившегося на мою постель, улыбнулся и, кажется, заснул. Умирать мне, во всяком случае в таком блаженном состоянии, не хотелось.

Пошевелив напоследок перед забытьем мозгами, я пришел к выводу, что мое спасение от сумасшествия — Костомаров. Шебурша бумажками в моем кармане в поисках сигарет, он нашел и прочитал записку Лиды. Теперь, когда я не пришел к нему для возлежания под капельницей, он переполошился, благо причин тому было с избытком, поразмыслил и позвонил туда, куда не пришло в голову позвонить мне, идиоту, — в милицию. Те приехали, накостыляли папе с дочуркой по шее и, следуя указаниям главврача, уложили меня отдыхать. Костомаров влил мне какого-нибудь морфия или реланиума, запретив транспортировать, и улегся спать в соседней комнате. Стоит только крикнуть, и он появится. Да… Так оно и есть.

А крест мне на шею надели атеисты из МВД, предварительно стянув его с батюшки по причине его категорической ненадобности гражданину Полесникову в местном следственном изоляторе. Видимо, я вел себя таким образом, что даже не верующие ни в бога ни в черта архангелы из антимафиозного ведомства посчитали нужным совместить распятие с моим обезумевшим телом.

А Костомаров… Он похож на Кларка Гейбла. Стать та же, манеры, усики опять же поручиковские… Я уверен, что, когда женщина говорит ему, что пора бы и за кольцами, он отвечает ей то же, что и герой Гейбла своей возлюбленной в «Унесенных ветром»: «А мне, дорогая, на это совершенно наплевать».

Засыпая и чувствуя, как из-под меня уходит перина и тело мое наполняется не ужасом, а приятной истомой, я снова улыбнулся…

Утро наступило неожиданно. Причиной тому явилось то, что на мой зов: «Костомаров!» — в спальную вошла Лида. Это было полбеды. Вероятно, менты совершили ту же ошибку, что и я. Во всяком случае совершенно безобидное и невинное на вид создание к себе они решили не увозить.