Но теперь Антон как бы вообще не реагировал на природные факторы. Мозг работал на конечный результат. Надо было снять проклятье. Надо было вынуть из мозга ржавый и раскаленный гвоздь.
– Сюда, сюда, пожалуйста, – суетливо показывал путь чиновник в фуражке.
Вестибюль метро был непривычно пуст и слабо освещен.
Только они в нем с этим железнодорожным начальником да милиционер возле крайнего турникета стоит и болтает о чем-то полуночно-сексуальном с дежурной по станции.
– Эскалаторы уже не работают, но это поправимо, это мы сейчас исправим, это не беда, – услужливо приговаривал толстенький чиновник. – Эй, Маша, запусти-ка нам вторую машину! – крикнул он дежурной.
Девушка оторвалась от своего похотливого милиционера и нехотя направилась к пульту.
Щелчок реле, и привычный гул мощных электромоторов нарушил вопиюще-непривычную тишину вестибюля.
– Это на вас железнодорожная форма? – спросил Антон чиновника.
Он вдруг почувствовал огромную силу власти, к которой стал неожиданно причастным, ведь никогда до этого чиновники такого ранга – а этот, сразу видать, не маленький, небось, по их табели о рангах не меньше полковника – не лебезили перед ним. Никогда. А тут вот – суетятся, подобострастничают.
– Так что это за фуражка на вас такая? – нахально спросил Антон, отдавая себе отчет в том, что для этого чиновника он сейчас не провинциальный замухрышка в дешевых джинсиках, а друг-товарищ и приятель самого господина министра! Самого господина Сохальского! И с ним, с этим приезжим из Питера мужчиной, пусть он и не носит дорогих швейцарских часов и модного итальянского галстука, разговаривать следует стоя на полусогнутых.
– Это на нас форма не железнодорожная, а метрополитеновская, – как бы оправдываясь, с извиняющейся улыбкой сказал чиновник, – мы служба московского метрополитена, так что просим любить и жаловать, господин Добровольских, любить и жаловать просим.
Эскалатор уже спустил их на уровень перрона, и чиновнику пришлось срочно разворачиваться, чтобы не упасть.
– Вот и приехали, а вот вас уже и дожидаются, там, видите?
В центре совершенно пустой, но ярко освещенной станции стояли трое.
Двое мужчин и одна женщина.
Сердце сжалось в груди.
Неужели?
Неужели теперь вот, сейчас вот, он увидит Риту?
Ноги словно онемели. В те места, где должны были бы быть мышцы, кто-то словно ваты напихал. И коленки непроизвольно стали подкашиваться, подгибаться.
Антон звучно ступал по гулкому черному габбро, по белому мрамору, по красному отполированному граниту мозаичного пола подземного дворца, ступал, с каждым шагом приближаясь к повернутой к нему лицами группе людей, и не узнавал своих чувств. Он словно закаменел в своих чувствах – он глядел на молодую стройную женщину, стоявшую между мужчинами, и она вроде бы тоже смотрела на него, на Антона.
Но до них – до Риты, Игоря и Витьки было еще так далеко! И лиц и глаз еще нельзя было разглядеть.
Из проема между двумя пилонами толкаемый каким-то татарином, тоже в железнодорожной фуражке, вдруг выехал наперерез Антону синий пылесос для уборки станций.
Антон, едва не столкнувшись с этим пылесосом, все глядел вперед – на Риту. Она?
Она это? Неужели она?
– Пекарь, ну-ка брысь отседова покуда! – грозно прикрикнул на татарина метрополитеновский чиновник, и пылесос тут же шарахнулся в сторону, освобождая Антону его дальнейший путь.
Его путь к Ритке.
Не доходя метров, может, двадцати, Атоха уже стал различать не только застывшие улыбки на лицах старых друзей, но даже и блеск в их глазах.
– Ну, вот и Антон, слава Богу, – сказала Рита, осторожно протягивая Антону руку, не уверенная в том, станет ли он с нею целоваться или ограничится простым рукопожатием.
Антон как-то неловко захватил кончики ее пальцев, подержал какое-то мгновенье со смущенной улыбкой, а потом, совсем стушевавшись, вдруг запоздало попытался поцеловать Ритке руку, но, позабыв, что на голове у него была совершенно идиотская бейсболка, вместо губ, уткнулся в Риткино запястье ее длинным козырьком.
Ритка засмеялась: – Ну такой же увалень, время тебя не меняет, Антон.
Игорь с Витькой тоже поспешили замять неловкость встречи, похлопывая по плечу да приговаривая: – Ну, здоров, здоров, приятель! Сколько лет, сколько зим…
Метрополитеновский чиновник все это время стоял поодаль и улыбался.
– Ну, Ираклий Авессаломыч, как там у тебя, все ли готово? – спросил Сохальский метрополитеновского, когда с церемонией принятия Антона в компанию все было закончено.
Читать дальше