Лебедев Andrew - Трамвай желанiй

– А он не слишком себе позволяет? – спросил Витька Сохальского. – Что-то не нравится мне этот твой начальник метро.

– Да Бог с ним! – воскликнула Ритка. – Нам Антоша сказать что-то хотел!

Все посмотрели на Антона.

Он стоял ни жив, ни мертв.

Белый весь – в лице ни кровиночки.

– Антошка, тебе нехорошо? – участливо спросила Рита.

– Мне давно, очень давно нехорошо, ребята, – сказал Антон и вдруг заплакал.

Заплакал, не утирая слез, лившихся из глаз. Заплакал, скривя рот в капризном оскале, как это делают маленькие дети.

– Антошка, Антошка, да что ты? – Ритка принялась оглаживать Антона по спине, но тот движением плеча стряхнул ее руку.

– Вы ничего, ничего не знаете про меня, вы тогда в трамвае, в том трамвае, вы даже и не поинтересовались, а что такое я-то загадал? Сами друг дружку выслушали, небось, расхвастались друг перед дружкой. Де, я министром буду, а я гонщиком, – ерничая, Антон принялся передразнивать интонации, с какими якобы хвастались тогда ребята своими мечтами, – а я во Францию, герцогиней или графиней уеду…

Все молча смотрели на Антона.

И тишина стояла на огромной пустынной станции, как будто тройня милиционеров родилась.

– Ну и что? – вдруг сурово спросил Игорь. – Ну и что из этого?

– А то, что все это сбылось! И ровно через двенадцать лет сбылось, – крикнул Антон, безумно расширив глаза, – а вы даже не поинтересовались, а что я-то загадал? А я-то что?

– Ну, не тяни, Антош! Говори! – сказала Ритка, снова кладя свою узкую ладошку ему на плечо.

– А то, что я всех вас черту за-ка-зал! Вот! Черту – киллеру всех вас заказал, чтоб сдохли вы все со всем вашим счастьем-пересчастьем, вот что! – закричал Антон. – Проклял я всех вас, проклял, чтобы подохли, чтобы умерли вы все трое в жутких корчах и судорогах и помучились бы!

– За что? – ахнула Ритка, отшатнувшись.

– Ты? – стиснув зубы, переспросил Сохальский. – Ты нам смерти пожелал?

И только Витька не переспросил.

Он, наоборот, вдруг, полуобняв Антона и обращаясь к Сохальскому, сказал: – А я на Антоху зла не держу, я бывало по-свински с ним обращался и теперь готов прощения у него попросить.

– Ты у него? – возмутился Сохальский. – Ты у него?

– А что? – хмыкнул Витька. – Думаешь, ты Антохе всегда только положительные эмоции приносил? Думаешь, ты ему только приятно и по шерстке делал всегда.

Ритка вдруг схватила себя за вмиг ставшие пунцовыми щеки.

– Антошка, Антошка, прости, если можешь, я ведь тоже тебе…

И Антон вдруг издал крик.

Он рухнул сперва на колени.

А потом упал лицом на белый мрамор и, дергаясь всем телом, как в приступе эпилепсии, стал кричать: – Гвоздь, гвоздь выньте, гвоздь, гвоздь из головы, гвоздь!

"Поезд от станции "Предконцевая", следующий до станции "Конец", отправляется от левой платформы", – прозвучало в динамиках, скрытых где-то в капителях колонн.

"Повторяем. Поезд от станции "Предконцевая", следующий до станции "Конец", отправляется от левой платформы".

Антошка затих, лежа на полу.

"Повторяем информацию, – сказали в динамиках, – поезд до станции "Конец", отправляется от левой платформы".

– Это для меня, – сказал Антон, поднимаясь, – это по мою душу. Мне пора, а вас всех прошу, простите меня, ребята, если можете…

– Вот те на, – сказал Игорь, – надо этого Ираклия Авессаломовича что ли позвать, может, доктора с нашатырем надо?

– Не надо доктора с нашатырем, – возразил Антон, вытирая рукавом слезы. – Вы меня только простите, ладно? Зря я вас проклял, вы же хорошие!

– Чем же это мы хорошие? – спросил Витька, когда отъехала "скорая".

– Может, мне следовало все же с ним в больницу поехать? – с сомнением в голосе произнесла Ритка.

– Да куда тебе с ним в дурдом? – хлопнул себя по бокам Сохальский. – Не переживай, жене его сообщат, я уже распорядился.

Они сидели в машине Сохальского: Виктор – на заднем диване, рядом с хозяином, а Рита – на откидном кресле напротив, спиной к шоферу и телохранителю министра, отделенным от друзей-приятелей толстым звуконепроницаемым стеклом.

– Ну что, ко мне поедем? – спросил Сохальский.

– А может, ко мне в гостиницу? – предложила Рита.

Мужчины снова ревновали ее.

И она это чувствовала.

Но ревность порождает зло.

Зло и проклятие.

Один из их компании уже доревновался до ручки. И что из этого вышло?

– А как вы думаете, это проклятие его, оно действует? – спросил Сохальский.

– Что, министр, страшно, если подстрелят? – хихикнул Витька. – Я вот из группы повышенного риска, на скоростях за триста гоняюсь, а и ничего! Живу вот проклятый!