Лебедев Andrew - Трамвай желанiй

– Станция "Предконцовая", – с услужливой готовностью ответил метрополитеновский.

– "Предконцовая"? – удивилась Рита. – Не слыхала такой.

– Да ты просто давно в Москве не была! – воскликнул Витька.

– Все больше Лондон да Париж, – добавил Сохальский.

– Нету такой станции, – сказал вдруг Антон, глядя на схему московского метро, висевшую здесь же, в вагоне, – мы по Кольцевой ведь ехали? Так? – спросил он метрополитеновского. – А на Кольцевой нету такой станции.

– Так-то оно так, да не совсем так, – хохотнул метрополитеновский и тут же предложил: – Может, выйдете, полюбопытствуете? Вы же, господин министр, вы же с инспекцией, Тэсэзэть!

Вышли.

Под ногами мрамор и габбро.

Хрустальные колонны, как на станции "Автово" в Питере.

Только станция шире – в четыре ряда хрустальных колонн – и длиннее, чем "Автово", раза в два, а то и в три.

– Слушай, – возбужденно крикнул Витька Сохальскому, – а ведь я слыхал у вас в правительстве свое метро еще при Брежневе сделано было, чтобы прямо из Цэ-Ка на Старой площади вниз спускаться в случае войны или революции и в вагончике аж на сто первый километр из столицы! Я слыхал, что метро это аж до самого Серпухова? – спросил Витька, глядя на метрополитеновского.

– Не знаю, не знаю, – с улыбчивой неопределенностью ответил чиновник, – мне про это ничего не известно.

– Да ладно уж кокетничать с секретами! – крикнул Витька. – Мы тут все допущенные!

Правда ведь, скажи, Сохальский!

Между тем метрополитеновский остановился возле большого мозаичного панно, выполненного в стиле помпезного сталинского классицизма.

– Вот, полюбопытствуйте, дамы и господа, – сказал метрополитеновский. – Мозаичное панно, изображающее Геракла, проклинающего Геру и Зевса за то, что те не дали ему совокупиться с Афродитой.

– Интересно, что-то я не помню такого мифа, – сказал Сохальский, с сомнением качая головой.

– Да ты и позабыл, поди, всю мифологию свою за этими, за темпами инфляции, да за курсом доллара, да за ценами на нефть? – Витька хлопнул Игоря по плечу.

– А там другое панно, господа, – продолжил экскурсию метрополитеновский. – Вот, обратите внимание, мозаичное панно: сын Петра Первого Алексей на пытке у графа Толстого проклинает своего отца и весь его род, предрекая крах династии Романовых.

– Ну, это что-то тоже из области каких-то домыслов желтой прессы, – с сомнением протянул Сохальский.

– Что, министр? Не на то денежки твои метростроители потратили? – съехидничал Витька.

– А там, в торце, – сказал метрополитеновский, – еще одно панно: Курбский проклинает Ивана Четвертого Грозного и…

– Хватит, хватит, ребята! – воскликнул вдруг Антон. – Я должен вам признаться, я должен сделать вам одно важное, нет, важнейшее заявление.

Антон был бледен.

Он был словно мрамор, которым были выложены стены и пол блистательного подземного дворца.

– Что за заявление? – вскинул брови Сохальский.

– Чего ты там навыдумывал. Антоша? – почти ласково спросила Рита.

– И ничего я не навыдумывал, – угрюмо глядя поверх голов товарищей, ответил Антон. – Вы просто выслушать меня должны, вы просто должны меня выслушать, а то…

А то плохо всем будет…

И вдруг синий станционный пылесос, толкаемый каким-то татарином в форменной фуражке, снова выскочил из-за колонны и едва не сшиб Антона с ног.

– Пекарь, я кому сказал: брысь покуда! – прикрикнул на нерадивого работника метрополитеновский. – Чтоб я тебя!

– Ну, давай, Антошка, говори-рассказывай, – сказала Ритка, склоняя головку набочок, – нам всем теперь интересно стало, заинтриговал!

– Давай-давай, а то я не понял, кому и почему будет плохо? – добавил Сохальский.

– Может, в вагон вернемся? За стол? – спросил Семин.

– А может, и вернемся, – кивнул Сохальский, по-прежнему полагая себя здесь хозяином.

– А поезд-то уехал! – заметила Ритка.

– Куда поезд-то угнали? – возмущенно спросил Витька, сердито поглядев на метрополитеновского. – Смотрите, попадет вам от министра, ой попадет!

– Ничего, – сказал метрополитеновский, – мы люди, ко всему привычные. И к орденам, и к тумакам по загривку нам не привыкать, а поезд я послал по кругу развернуться, его через полчаса для вас с той стороны платформы подадут, пока вы тут объясняться и секретничать будете…

И вдруг исчез.

Будто растворился в воздухе.

– Я отойду, чтоб вам не мешать, – высунулся он вдруг из-за дальней колонны, – у вас тут интимные студенческие воспоминания грядут. Зачем мне, постороннему человеку, это слышать? Позовете потом, если что…