Ольга Хмелева: Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек

И ещё больше затосковал Архип. Не тешило его ни синее небо, ни кудрявые леса, ни светлые ручьи и озёра родины. Как тень бродил он, еле передвигая ноги и едва смея заговаривать с людьми. "У каждого своё дело, до меня ли им, -- думалось ему. -- И все-то они друг другу нужны и полезны, а я кому нужен?"... Деревенские собаки лаяли на него, а ребятишки боялись его одинокого глаза да косматой седой бороды, и с визгом и гиком бежали от него при каждой встрече.

Часто молил он Бога о смерти, хотя и знал, что это грех, а один раз так растосковался, что добрёл даже до священника, рассказал ему про себя и просил посоветовать, как быть такому лишнему на свете человеку и с телом своим больным, и со своей измученной, грешной душой. Батюшка пожурил его за непокорность и уныние, постарался ободрить и утешить. "А что лишнего у Бога человека нет, так это верно! -- закончил он. -- Только бы сам человек старался быть не лишним! Этого от нас и Господь ради любви к Нему и к ближнему требует". "Да вот я и рад бы, да... силы нету!" -- ответил Архип, чуть не плача. "Пути Господни неисповедимы, свет мой, -- сказал батюшка, -- и не нам обсуждать их. Коли слаб и хвор ты, то, значит, это для чего-нибудь нужно, и роптать и тосковать грешно. Иди с миром, окрепай, выздоравливай, а в минуты уныния старайся молиться Богу. Покорность и молитва утешают". Умная беседа батюшки сначала не очень утешила Архипа, и только долго спустя уразумел он, сколько святой правды было в его словах.

Идя с погоста, он наметил на берегу речки, что пробегала за его деревней, одно местечко. Весело журчала здесь вода, светлыми струйками заигрывая и с прибрежными былинками, и с яркими пятнышками, которыми окропляли их прорывавшиеся сквозь листву леса лучи солнечные. В тени деревьев и кустов было прохладно и дышалось вольные. Поодаль на берегу резвилась весёлая стая ребятишек. Архип лёг отдохнуть. "Хорошо здесь! -- вздохнул он всей грудью. -- Стану ходить сюда каждый день".

И в самом деле, стал он ходить сюда на целый день, принося с собою то удочку, то книжку. Где-то на деревенских задворках набрал он дощечек, выпросил у бобылки топор, приладил между деревьями скамеечку и столик, и было ему здесь так хорошо и спокойно, как нигде. Однако в первое время сидел он на своей скамеечке редко, а все больше лежал на земле, да в сладкой полудремоте прислушивался и к шороху леса, и к щебетанью птиц, и к звонкому ребячьему хохоту и крикам. Но постепенно стал он замечать, что сил у него словно прибывает, дремота клонит не так постоянно, а когда не спится, то хочется что-нибудь делать, хоть за настоящую крестьянскую работу приняться ещё и нельзя.

Чтобы чем-нибудь занять свои праздные руки, он стал срезать тростник и учиться плести такие корзинки, в какие у них в портерной ставили горшки с цветами. Дело оказалось нехитрое. Он сплёл уже несколько больших корзин и отнес своей бобылке, Матрёне Тимофеевне, за что получил от неё похвалу и жбан молока. И одному Богу известно, как сладко показалось ему это молоко!

Один раз, когда он резал камыш, ему попался толстый, пустой в середине ствол. Повеселевшему человеку вспомнилось детство, больница и тот самострел со стволом и ложем, которым там забавлялись выздоравливавшие мальчики. Тихонько ухмыляясь себе в бороду, словно он опять стал ребёнком, сел Архип на скамеечку и начал мастерить самострел, а потом, когда он был готов, наделал стрелочек и, всё не переставая тихонько посмеиваться, стал стрелять в реку, стараясь попасть как можно дальше.

-- Дяденька, родненький, дай пострелять! -- прозвонил позади него ребячий голосок.

Архип оглянулся: из-за кустов торчат две белые головёнки. Мальчишка лет десяти, круто отклонившись туловищем вбок, держит на руках годовалую, толстую девчонку с испачканной рожицей, облепленной мухами.

-- На, брат, стреляй, -- ответил Архип, радуясь, что мальчуган смотрит не на его безобразное лицо, а на самострел. -- А как ты меня здесь нашёл?

-- Да я давно тут стою. Только ты занявшись был, и не слышал. Вижу, что ты сперва что-то стругал, и так это у тебя ладно выходило. А потом гляжу, что ты играть и смеяться стал... Я и насмелился попросить.

-- Нет, а в лес-то как ты попал?

-- Да вот с Катькой. Ребята на берегу, на солнцепёке играют, а мне мамка не велит... Говорит: Катьку солнцем убить может, да и овода там... Я и пошел в лес. Тут тень...

Мальчишка держал самострел в одной руке, а Катьку в другой и качался из стороны в сторону, чтобы не уронить её. Той это не понравилось, и она начала кукситься.