Ольга Хмелева - Катькина дача, или Есть ли на свете лишний человек

Долго пробыл он в больнице. Отец сначала приходил к нему часто, но вдруг перестал. Потом пришла хозяйка, о чём-то долго шепталась со старшей сестрой милосердия, дала ей какие-то бумаги, как-то особенно ласково погладила его по голове и ушла. С тех пор сёстры и доктора стали к нему ещё добрее, и только уж потом, долго спустя узнал он, что отец его замёрз где-то за городом, куда забрел пьяный, Бог весть, зачем.

Из больницы передали его в приют, и тут-то и кончились его красные дни. Невзлюбили его там за его уродство. Он пошёл было к детям с той же лаской, с какой играл и жил со своими больными товарищами, но его гнали, толкали, дразнили, устраивали над ним всякие проказы и насмешки... "Господи, Господи! Да за что же это? Ведь я им ничего худого не сделал!" -- часто думал бедняга, заливаясь слезами где-нибудь в уголку. Ученье загнанному мальчику, который вечно тосковал и всех боялся, тоже не давалось. Думало-думало начальство, к чему его приспособить, и порешило отдать служить в портерную: там, дескать, ни науки, ни красоты не требуется, а сыт всё-таки будет. Лучше и не рассказывать, как мучили его там и пьяные, обезумевшие люди и озорные товарищи! Спокоен он был только тогда, когда забьётся ночью головой под подушку, а на его душе становилось легко только тогда, когда снилась ему больница. Запуган Архип был до того, что всего боялся и ничего не хотел, так что из жалованья своего он ничего на себя не тратил. Товарищи смекнули это и обирали его без всякой совести и жалости, а он рад был отдать им все -- за два-три приветливых слова.

И только одну услугу оказали ему эти товарищи.

Один раз, когда у него были деньги, они уговорили его поехать с ними на взморье. Другие, вышедши на берег, пели, пили и закусывали, а он, в первый раз в жизни увидя и глубь неба и ширь моря и услыша тихо-торжественный шёпот леса, ушёл ото всех поодаль, упал на землю лицом и заплакал так горько и в то же время сладостно, будто кто-то его простил и он прощал всем и всё!.. И с тех пор, как только начиналась весна, Архип проводил каждую свободную минуту и даже ночи напролёт в лесу на берегу моря, то ловя рыбу, то читая любимые книги, то раздумывая свою всегдашнюю скорбную думу: зачем создает Бог таких уродов, как он, и за что не любят их люди? За что мучают они и без того обездоленных?

Но и эта отрада не далась Архипу даром. Ему было тогда уже лет тридцать, и в курчавой черной бороде его серебрился уж не один седой волос, выбеленный горем. Весна настала ранняя. Архип обрадовался ей, и в первый же свободный день бросился к лодке, которую давно уже завёл себе на берегу, поставил парус, и тихий ветерок ласково и плавно вынес его далеко в море. Но скоро потом налетел шквал, и, как ни бился привычный пловец, лодку его оборотило, а сам он еле живой от натуги и стужи добрался до земли. С тех пор захирел Архип, несколько раз лёживал он и в больницах, но поправиться всё не мог. Наконец, один доктор прямо сказал ему: "Мы здесь ничего для тебя сделать, братец, не можем. Коли хочешь ты поправиться, поезжай в деревню, поживи там лето, а не то и год, либо два, а там и увидишь"... "Плохо, значит, твое дело, сердяга! -- подумал фельдшер, который тут же убирал докторские инструменты. -- Это значит, помирать тебя посылают!" Однако Архипа от слов доктора так и осенило, даже слабое сердце забилось в больной груди сильнее, и потускневший от болезни единственный глаз заискрился. "На родину! -- думал он, тихо бредя к себе на квартиру. -- И как это только раньше мне в голову не пришло! Ведь там у меня есть дядя, целая родная семья, и люди там, надо быть, проще и добрее здешних. А лесу-то, воды-то, неба-то там сколько!.."

В тот же день он забрал у хозяина всё, что ему приходилось, купил деревенской совсем незнакомой родне кое-какие гостинцы, а дня через два сел на машину и поехал на родину. Но деревня его была от чугунки далеко, а когда он слез с машины, да попробовал идти пешком, взваля на спину свой сундучок, видит, что силы-то у него совсем мало! Пришлось нанимать подводу, так что до своей деревни добрался он почти что с пустыми карманами. Семья дяди встретила его сначала приветливо, но как узнали, что денег у него немного, что человек он больной, приехал отдыхать и поправляться, а работать не может, начались воздыхания и разговоры: изба-то у них маленькая, а семья-то большая, урожаи плохие, травы тощие...

Сметил это больной и замученный человек, и горько ему стало. Пошел он разыскивать избу отца, а от неё уж и следа не осталось! Вместо неё торчала кое-как сколоченная лачужка какой-то бобылки. Вздохнул Архип... Однако, вошел к ней и разговорился. Поладили они на том, что она его в жильцы за ничтожные деньги возьмет, и так обрадовался он даже и такому приюту, что сразу полюбил свою бобылку и, чтобы угодить ей, в тот же день взял лопату и пошел было с ней в огород. Однако, как ни приневоливал себя, видит, что ни руки, ни ноги не слушаются, грудь болит, голова кружится, спина не сгибается!.. Бросил он лопату, лёг на землю и чуть не заплакал. "Какой я, -- говорит, -- работник!" -- "То-то! Ты полежи лучше, болезный!" -- сказала бобылка и принесла ему молока. "Что же это дальше-то будет? -- горько раздумывал он. -- Ведь денег у меня до половины зимы не хватит... Работать не могу... Христа-ради питаться придется, выпрашивать хлеба у людей, которым каждый кусок его кровавым потом даётся!"