Эжен Шаветт - Тайны первой французской революции

-- В самом деле! Припомните-ка эти имена, пожалуйста, а то у меня такая скверная память, что я и забыл их.

-- Мы предположили, что легко можно было бы купить Барраса, Сийэза и Роже Дюко, трех из пяти членов Директории.

-- Вот и все? -- спросил Фуше бесстрастно.

-- Нет, нет, мы решили, что план неосуществим, если мы не найдем четвертой личности...

-- Ах, да! Помню... необходимого человека... главную пружину.

-- Именно!

Министр оставался по-прежнему равнодушен, как будто игра не касалась его.

-- Ну, что ж! -- сказал он. -- Нашли вы этого человека, которому хотели отсчитать миллион?

-- О, миллион! -- произнес презрительно аббат. -- Миллион -- чистый пустяк. Вы, вероятно, не помните, с какой поспешностью я принял к сведению одно ваше очень справедливое замечание.

-- Какое замечание? Право, мне так совестно злоупотреблять вашей снисходительностью, но я должен сознаться, что мне необходима посторонняя помощь, чтобы вспомнить. Какое замечание мог я вам сделать? -- сказал бывший член Конвента, притворяясь беспамятным.

-- Но, гражданин министр, вы мне дали понять, что невозможно угадать заранее условия для приобретения недостающего человека. "Потому что, -- сказали вы, я вам приведу ваши собственные выражения, -- потому что подобный человек, не имея сегодня места, будет стоить только миллион, но он же ценится гораздо выше, если завтра занимает важный пост, на котором он может быть в десять раз полезнее своим друзьям".

-- Я это сказал? Я?

-- И вы прибавили, когда я говорил о четырех миллионах, вы прибавили, что это кажется вам даром, который можно принять.

После этих слов оба собеседника с минуту молча смотрели друг на друга.

-- В таком случае, -- медленно произнес Фуше, -- надо предложить ему эти четыре миллиона... если они у вас есть.

-- Да, четыре-то миллиона есть, а...

-- А что же?

-- Человека-то нет. Поэтому я и пришел напомнить вам ваше обещание.

-- Какое?

-- Указать этого человека на другой день после вашего назначения министром полиции.

-- Кажется, вы сильно отсрочили "другой день", потому что вот уж полтора месяца, как я занимаю этот пост, -- сказал Фуше, тонкие губы которого сложились в улыбку.

-- Я предоставил вам время позаботиться сначала о самом необходимом, гражданин министр.

Фуше откинулся на спинку стула и, вместо того чтоб продолжать торг, спросил с легкой насмешкой:

-- Читали вы, аббат, басни Лафонтэна?

-- Да, было время.

-- Если вам придет фантазия перечитывать их, то рекомендую вам одну: "Заяц и черепаха".

"Куда он метит? -- подумал аббат. -- Уж не возрос ли его аппетит -- и четыре миллиона уже не могут насытить его?"

-- Эта басня чрезвычайно правдива, -- продолжал Фуше. -- Беспрестанно повторяя себе, что у него хватит еще времени опередить врага, заяц кончил тем, что отстал от черепахи.

Слушая слова министра, вождь роялистов почуял неведомую опасность.

-- Как вы думаете, аббат, нельзя ли применить эту басню к одному из ваших знакомых? -- спросил Фуше тем же ироническим тоном.

В свою очередь, Монтескью притворился, что не понимает.

-- Не хотите ли, я помогу вам отгадать его? -- спросил министр.

-- Я только что собирался просить вас об этом.

-- Так слушайте! Эта знакомая вам личность, вполне уверенная в своем успехе, поступила точь-в-точь как заяц в басне. Воображая, что дела ее блестящи, она слишком замешкалась, потому что не видела вокруг себя достойных внимания конкурентов. Она думала, что ненависть и презрение, которые Директория навлекла на себя, со временем будут только расти. Тогда довольно станет одного легкого толчка -- и подгнившая власть рушится... а ваш друг явится один на место этого проклятого и оплеванного правительства.

-- Да, это довольно верный расчет, по-моему! -- прервал аббат, внешне спокойный, но в душе чувствуя смутную тревогу.

-- Выслушайте дальше. Ваш знакомый осмотрелся, чтоб сосчитать своих врагов. Он увидал, что партия герцога Орлеанского слишком слаба, чтоб стоило заниматься ею. Что касается республиканской, то она изжила себя, а Франция жаждала новизны. Верно ли все это, аббат?

-- Все справедливо.

-- Оставалась одна черепаха.

-- Как -- черепаха?

-- Нет... я хотел сказать: третья партия. Эта последняя на минуту заставила задуматься вашего друга, потому что у нее был сильный лидер -- генерал Бонапарт, серьезный противник, за которым выстроилась целая свора, жадная и зубастая. Но ваш товарищ скоро успокоился. Наполеон поступил глупо, оставив отечество, чтоб ехать в Египет, где скоро вспыхнул бунт против него. Голод и чума бичевали его, и англичане преградили выход с моря. Верно ли я говорю, господин Монтескью?