Джон Ирвинг - В одном лице

— Так что там с транссексуалкой? — снова спросил он.

— Я был с ней знаком, а твоей отец видел ее всего однажды. Я был влюблен в эту транссексуалку. Все, что связано с ней, происходило со мной ! — воскликнул я. — Я не знаю, что случилось с твоим отцом!

— Что-то тут произошло — вот и все, что я знаю, — горько сказал сын Киттреджа. — Мой отец читал все ваши книги, как одержимый. Что он искал в ваших романах? Я прочел их — там нет ничего о моем отце, хотя я мог и не узнать его в вашем описании.

Я подумал о своем отце и сказал так мягко, как мог:

— Мы уже те, кто мы есть, правда? Я не могу сделать твоего отца понятным тебе, но ты ведь можешь отыскать в себе сочувствие к нему, верно?

(Никогда не думал, что буду просить кого-то проявить сочувствие к Киттреджу.)

Когда-то я считал, что если Киттредж гей, то он наверняка актив. Теперь я уже не был так уверен. Когда Киттредж встретился с мисс Фрост, я увидел, как буквально за десять секунд он сменил доминирующую роль на подчиненную.

И тут на следующем ряду, позади нас, появилась Джи. Разумеется, мои актеры услыхали, что разговор идет на повышенных тонах; вероятно, они беспокоились за меня. Несомненно, они слышали, как злится молодой Киттредж. Я же был в нем разочарован: я видел в нем лишь незрелую копию его отца.

— Привет, Джи, — сказал я. — Манфред пришел? Мы готовы?

— Нет, нашего Тибальта все еще нет, — сказала мне Джи. — Но у меня есть вопрос. Про самую первую фразу, которую я произношу в пятой сцене первого акта, когда Кормилица сообщает мне, что Ромео из семьи Монтекки. Ну, когда я понимаю, что влюблена в сына врага — вот эти строчки.

— Что там с ними? — спросил я; она тянула время, и я это видел. Мы оба ждали, когда же появится Манфред. Где же мой необузданный Тибальт, когда он так нужен?

— По-моему, я не должна звучать так, будто жалею себя, — продолжила Джи. — Мне Джульетта не кажется нытиком.

— Нет, она не нытик, — ответил я. — Джульетта может порой звучать как фаталистка, но жалеть себя она не должна.

— Ладно, давайте я попробую, — сказала Джи. — Кажется, я поняла: мне надо просто сказать это как есть, не жалуясь.

— Это моя Джульетта, — сказал я молодому Киттреджу. — Джи — лучшая из моих девчонок. Хорошо, — сказал я ей. — Давай послушаем.

— «Одна лишь в сердце ненависть была — и жизнь любви единственной дала. Не зная, слишком рано увидала. И слишком поздно я, увы, узнала!» — произнесла моя Джульетта.

— Лучше и не скажешь, Джи, — сказал я ей, но молодой Киттредж просто таращился на нее; я не мог понять, восхищается он ей или что-то подозревает.

— Что за имя такое — Джи ? — спросил ее сын Киттреджа. Я видел, что уверенность моей лучшей девочки немного пошатнулась; перед ней был красивый, опытный на вид мужчина — не из академии Фейворит-Ривер, где Джи завоевала наше уважение и развила уверенность в себе как в женщине . Я видел, что Джи сомневается в себе. Я знал, о чем она думает, стоя рядом с молодым Киттреджем, под его испытующим взглядом. «Выгляжу ли я достоверно ?» — гадала Джи.

— Джи — просто выдуманное имя, — сказала она ему уклончиво.

— Как твое настоящее имя? — спросил ее сын Киттреджа.

— Я была Джорджем Монтгомери при рождении. Скоро я стану Джорджией Монтгомери, — сказала ему Джи. — Сейчас я просто Джи. Я мальчик, который становится девочкой, — я меняюсь , — сказала моя Джульетта молодому Киттреджу.

— Лучше и не скажешь, Джи, — снова сказал я ей. — По-моему, ты все отлично объяснила.

Довольно было одного взгляда на сына Киттреджа, чтобы увидеть: он понятия не имел, что Джи в процессе смены пола; он не знал, что она храбрый трансгендер на пути превращения в женщину. Довольно было одного взгляда на Джи, чтобы понять: она знает, что она достоверна ; думаю, это и придало моей Джульетте уверенности, звучавшей в ее голосе. Теперь я понимаю, что, если бы в тот момент сын Киттреджа позволил себе какую-нибудь дерзость, я бы вышиб из него дух.

В этот момент явился Манфред. «Борец пришел!» — крикнул кто-то — вероятно, мой Меркуцио или мой Бенволио.

— Тибальт объявился! — крикнула нам с Джи моя здоровенная Кормилица.

— Ну наконец-то, — сказал я. — Мы готовы.

Джи уже неслась к сцене — так, как будто от начала этой задержавшейся репетиции зависела ее судьба в следующей жизни.

— Удачи, ни пуха ни пера! — крикнул ей вслед молодой Киттредж. Как и у его отца, тон его голоса невозможно было разобрать. Было ли это напутствие искренним пожеланием или сарказмом?