Дени Терио - Странная жизнь одинокого почтальона

Чтобы скорее поэкспериментировать с этой неведомой ему стихотворной формой, Билодо надел кимоно и сел писать. Легкость, с которой она ему далась, его немало удивила. Слова срывались с кончика пера сами по себе, как падающие в руки спелые фрукты:

Гордый своей первой танкой , Билодо в эйфории побежал тут же ее отправить. И лишь немного погодя, когда уровень адреналина в крови пришел в норму, задумался, и в душе его зародилось сомнение.

По зрелому размышлению разве умно было посылать Сеголен стихотворение, настолько отличавшееся от всего того, что она обычно получала? Его беспокоила не столько форма, сколько содержание: как молодая женщина воспримет это недвусмысленное признание, это внезапное вторжение в сферу, предназначенную исключительно для чувств? Может, это все испортит и нанесет непоправимый ущерб их нежному союзу? Может, Билодо хватил через край?

Теперь он уже сожалел о своем порыве, но сделанного было не воротить: танка лежала на дне почтового ящика, совершенно неприступная. По крайней мере, в теории. Но разве Робер, отвечающий за выемку писем, не явится за ним ближе к полудню?

Когда стрелки часов перевалили за одиннадцать, Билодо вышел и стал дожидаться Робера, прохаживаясь у почтового ящика с видом страдающего неврозом часового и не обращая внимания на щебетание птиц, возвращавшихся с юга на крыльях апреля. Наконец через полчаса показался знакомый фургон. Машина остановилась у тротуара, и из нее вышел Робер, громогласно выражая радостное удивление от того, что повстречал на своем пути старого дружка Либидо. Прервав поток его дружеских излияний, Билодо объяснил, какой услуги от него ждет. Робер сначала заартачился, возразив, что это против правил, но лишь чтобы немного позлить приятеля: по правде говоря, что значили какие-то идиотские инструкции по сравнению с их нерушимой, братской дружбой? Освободив почтовый ящик от его содержимого, коллега предложил Билодо сесть в машину и там, вдали от нескромных посторонних взглядов, вывалил на сиденье содержимое сумки, предложив найти искомое письмо, якобы отправленное по ошибке. Бормоча слова благодарности, Билодо стал копаться в куче пакетов, конвертов, использованных шприцев, украденных хоккейных фуфаек и других не самых приятных вещей, извергнутых ящиком.

Вот оно, письмо! Теперь, когда опасность миновала, Билодо почувствовал в душе облегчение. Вместе с тем его охватило и какое-то смутное разочарование, хотя почему — он и сам не знал. Как бы там ни было, любопытные глаза Робера успели углядеть на конверте адрес. Не поверив в путаные объяснения Билодо и учуяв, что здесь кроется история любви, он настойчиво стал спрашивать приятеля, какой такой Сеголен он пишет на Гваделупу. Тот тут же машинально сунул письмо в карман куртки. И, несмотря на всю свою признательность Роберу, наотрез отказался говорить, объяснив, что все это слишком личное. Тот, против всех ожиданий, настаивать не стал, но предупредил, что друг просто так не отделается, и предложил после работы выпить по стаканчику, чтобы отметить это событие. Билодо застыл в нерешительности, прекрасно зная, чем рискует закончиться подобного рода приглашение, но как тут откажешься после того, что для него сделал Робер?

Во сне Билодо услышал чей-то смех. Он проснулся, ошалело огляделся по сторонам и обнаружил, что лежит полностью одетый на футоне, а через отдернутые шторы ему яростно хлещет по лицу утреннее солнце. Почтальон хотел было встать, но тут же отказался от этого намерения, сраженный пульсирующей под черепной коробкой болью. Урывками стали возвращаться воспоминания. Вот бар на улице Онтарио, куда они отправились вечером, вот стаканчики с виски, сменявшие друг друга на цинковой стойке. Остальное уже не так отчетливо: стриптиз-клуб на улице Стэнли, этот альков, где чувственная красота крупным планом виляет бедрами, потом массажный салон, куда Робер затащил его силой, затем гавайская пицца, которую они ели на сиденье какого-то ярко освещенного ресторана, и, наконец, совсем уж непонятное место, то ли бар, то ли дискотека, где память окончательно отказалась ему служить. А еще были вопросы. Робер, позабыв о всякой скромности, все допытывался у него о содержании письма, о Сеголен и, по мере того как они пьянели все больше и больше, все чаще возвращался к этой теме. Приятель явно хотел воспользоваться его хмельным состоянием, чтобы выудить под шумок как можно больше сведений. И что ему рассказал Билодо? Он вынужден был признать, что не имеет об этом ни малейшего понятия. Что же он сообщил Роберу? Что произошло в черных промежутках между кадрами мысленного фильма о вчерашних событиях?