Дени Терио - Странная жизнь одинокого почтальона

Вновь послышался смех, тот самый, что Билодо слышал во сне, хотя теперь это уже было наяву. Источник его находился в соседней комнате. В гостиной кто-то ржал. Изумленный почтальон тут же узнал характерный ослиный рев Робера и понял, что тот где-то совсем рядом. В мозгу полыхнул искрами новый сноп воспоминаний: Билодо вдруг припомнил, как под самый конец их вылазки, далеко за полночь, он самым глупым образом позволил другу отвести его домой. На новую квартиру! В его тайную обитель! Память воскресила удивление, с которым приятель сначала воспринял новость о том, что он, ни слова никому не сказав, сменил место жительства — экий, право, скрытный! — а затем увидел выдержанный в японском духе декор его новой берлоги. Перед мысленным взором встала картина: вот Робер рыщет по комнатам в поисках гейши, вот выпивает бутылочку саке, мочится в ванну, опрокидывает чайный столик, обрушивается на татами и начинает храпеть, будто «Б-52», заходящий на цель, чтобы сбросить на город атомную бомбу. Голову пронзила новая вспышка боли. Какая непростительная глупость! Теперь тайна его сокровенной крепости раскрыта. Робер все знает. Он совсем рядом, ржет в гостиной. Интересно, что его могло так развеселить?

Хотя его здорово штормило, Билодо встал и выплыл в коридор. До его слуха вновь донесся хохот Робера. Хватаясь за стену, почтальон добрался до гостиной и застыл на пороге. Друг, в трусах и рубашке, развалился в кресле на колесиках, подкатив его к письменному столу. Он что-то пробегал глазами, явно хохоча над прочитанным. И это «что-то» было не что иное, как хайку Сеголен.

Ящичек стола был открыт. Разбросав по столу стихи молодой женщины, Робер по очереди брал их в руки, осквернял своим кощунственным взглядом и даже осмеливался читать вслух хриплым голосом питекантропа:

— Одеваясь в лавины/они ощетиниваются острыми камнями/но сердце у них доброе, — произнес Робер, прыская со смеху. — Ну не умора ли?

При виде коллеги, который сидел в нижнем белье, держал в своих неуклюжих пальцах нежные творения Сеголен, марал их взглядом косых глаз и сальным смехом, Билодо почувствовал, что кровь в его жилах застыла. Бесцветным голосом робота, собирающегося вот-вот преступить Первый закон, он приказал Роберу вернуть ему письма, но тот, похоже, даже не думал подчиняться.

— Погоди, — ответил он, перебирая бумаги, — тут есть еще прикольнее.

И вновь взялся за свое, прочитав очередное хайку крикливым фальцетом. Билодо рванулся вперед. Предвидя, что друг вот-вот на него набросится, Робер вскочил на ноги и отбежал в противоположный угол комнаты. Почтальон ринулся за ним, желая во что бы то ни стало отнять бесценные вирши. Разгадав наконец маневры злобного паяца, он все же ухватил их, но тот, как последний идиот, ни за что не хотел с ними расставаться… И неизбежное случилось… Билодо ошеломленно посмотрел сначала на порванные страницы в руке Робера, потом перевел взгляд на те, что сжимал он сам.

— Опаньки! — фыркнул Робер.

— Пошел вон! — лишенным эмоций голосом бросил Билодо.

— Расслабься! — нахально ответил коллега. — Не стоит так нервничать из-за пары-тройки дерьмовых стишков.

Что он там сказал? «Дерьмовых»? Кровь почтальона в мгновение ока достигла точки кипения — с той же скоростью, с какой до этого застыла в жилах. Его кулак сжался, ринулся вперед и въехал прямиком в нос Роберу, который пробил головой цветки сакуры на ширме и рухнул на чайный столик по другую ее сторону. Билодо подошел и вырвал у него из рук обрывки страниц. Коллега кое-как поднялся на ноги, держась за расквашенный нос. Ему даже хватило наглости на это разозлиться — ругаясь и жестикулируя, он хотел в ответ тоже нанести удар, но тот цели не достиг и лишь скользнул по уху Билодо, который врезал ему справа прямо под дых. Робер тут же сдулся, растеряв вместе с кислородом всю свою агрессивность. Воспользовавшись этим, Билодо схватил его за шкирку, потащил к выходу, открыл дверь и вышвырнул на улицу. Три ступеньки лестницы Робер проехал на пятой точке. Билодо бросил ему вдогон одежду и запер дверь.

Молодой человек никак не мог прийти в себя от изумления. Он, никогда даже мухи не обидевший, не пожалев, что не смог ее предварительно усыпить, ударил своего лучшего друга! Хотя если уж совсем откровенно, то друга бывшего. Впрочем, в тот момент у него были дела поважнее. Для него настал час суровых испытаний: многие самые очаровательные хайку Сеголен были разорваны в клочья. Не обращая внимания на крики и оскорбления, которыми Робер осыпал его на лестнице, равно как и на неистовые удары в дверь, он взял моток скотча и принялся склеивать страницы, ставшие для него предметом такого поклонения. Робер снаружи перешел к угрозам, клялся, что бывший приятель просто так не отделается и еще за это поплатится, но Билодо ничего не слышал, поглощенный сложной хирургической операцией, имевшей целью воскресить изуродованные стихи.