Оливье Бурдо - В ожидании Божанглза

— Бедная я, несчастная, угораздило же меня выйти за недотепу, который работает по средам! — скорбно воскликнула она, закрыв глаза руками, чтобы избавить себя от зрелища этой ужасной действительности.

— Если вы хотите чем-нибудь занять себя, у меня есть кое-какие соображения…

— Ах, да знаю я ваши мерзкие соображения: вы намерены заставить меня работать! Но ведь я вам уже говорила, что однажды сделала такую попытку. Как сейчас помню — это было в четверг утром.

— Да-да, я тоже, как сейчас, помню: вы устроились на работу к флористу и были уволены за то, что отказывались брать деньги за букеты!

— О боже, в каком низменном мире мы живем! Цветы нельзя продавать, цветы прекрасны, бесценны и бесплатны — чтобы их собрать, достаточно нагнуться. Цветы — это сама жизнь, а жизнь, насколько мне известно, не продается! И потом, меня вовсе не уволили, я ушла сама, по собственному почину, не желая участвовать в этом вселенском жульничестве. Дождалась обеденного перерыва и ушла, прихватив с собой самый большой и самый красивый букет в мире, когда-либо составленный человеческими руками.

— Н-да, к чести вашей, вы единственное существо, которому подвластно и волшебство, и воровство. Впрочем, история знает подобные случаи — например, Робин Гуд, он был лесным разбойником, а я, стало быть, женился на цветочной разбойнице! Однако вот что мне пришло в голову: если вам самой нежелательно работать, вы могли бы, по крайней мере, помочь найти работу этому господину со второго этажа… В нашей телефонной книжке полно всяких влиятельных людей. Таким образом, я перестану быть единственным тружеником в доме, работающим по средам.

— О, вот прекрасная мысль; пожалуй, приглашу-ка я их к обеду, чтобы подыскать работу нашему соседу! Эдакий торжественный обед, посвященный трудоустройству! Но прежде я должна сводить его в магазин, чтобы он купил себе костюм и туфли: нельзя же найти достойную работу, явившись на собеседование в трениках и пластиковых шлепанцах! — объявила она, вслед за чем превратила нашу кровать в батут. Резвые прыжки, аплодисменты, эйфория. И это в лучшем случае…

Со времени нашего бурного знакомства она неизменно с очаровательным лукавством делала вид, будто знать ничего не знает о реальной действительности. На всякий случай я притворялся, будто думаю, что она делает это нарочно, уж больно естественно это у нее выходило. После бурной сцены у бассейна мы с ней сбежали из палаццо, оставив позади наш розыгрыш, возмущенных гостей и злополучную, едва не утонувшую мегеру.

Всю ночь мы мчались в автомобиле неведомо куда, с восторгом вспоминали, как она бултыхалась в воде, пуская пузыри, и задыхались от сумасшедшего хохота.

— Езжайте побыстрее, иначе ваши бредни нас догонят! — вопила она, стоя с раскинутыми руками в открытой машине.

— Не могу, спидометр уже на верхнем пределе, а бак на самом нижнем. Если будем продолжать в том же духе, разобьемся о ваше сумасбродство!

На подъезде к Параду в самом сердце Малых Альп [18] Малые Альпы — горный массив на юго-востоке Франции, предгорья Альп. Параду — небольшой город в этом районе. машина затряслась как припадочная, словно взывала к нашему милосердию, а потом безнадежно заглохла перед часовней с ветхими красными дверями, еле державшимися на заржавленных петлях.

— А давайте поженимся прямо сейчас, не то потом забудем! — воскликнула она, перепрыгнув через дверцу машины с трогательно неловкой, но гордой грацией.

И мы поженились — без свидетелей, без священника, пробормотав множество молитв, изобретенных тут же, на месте. Стоя перед алтарем, мы пели, и пели отлично, хлопая в ладоши ритмично, как на свадьбах американских чернокожих, даром что на нас не похожих. А затем, выйдя на крыльцо, стали танцевать под открытым небом, слушая автомобильный транзистор, из которого лилась прекрасная песня Нины Симон, — песня, которая и доселе звучит в нашем доме в любое время дня и в любой сезон.

Ее эксцентричность заполнила всю мою жизнь, внедрилась в каждый уголок, заполонила весь часовой циферблат, пожирая каждую его секунду. Я принял это безумие с распростертыми объятиями, а потом сомкнул их, чтобы надежнее удержать ее и пропитаться насквозь этим с виду невинным безрассудством, хотя временами побаивался, что оно может затянуться навечно. Реальность для нее не существовала. В ее лице я встретил Дон Кихота в юбке и сапожках, который по утрам, едва продрав заспанные глаза, спешил вскочить на своего Росинанта, нетерпеливо похлопать его по шее и погнать галопом на приступ очередных далеких мельниц. Ей удалось наполнить смыслом мою жизнь, превратив ее в нескончаемый беспорядочный вихрь. Ее путь был ясен и прост, он шел по тысячам направлений, к миллионам горизонтов, а моя роль состояла в том, чтобы служить ей и Росинантом, и интендантом и добывать средства для ее безумных эскапад, оберегая от всех житейских преград. Однажды, путешествуя по Африке, мы увидели на обочине дороги раненую журавлиху; она решила подобрать ее и вылечить. Нам пришлось продлить путешествие на десять дней, потому что ей вздумалось забрать эту птицу в Париж, — она искренне не понимала, что для пересечения границы придется получить десятки справок, с печатями и подписями, и оформить горы документов.