Геннадий Прашкевич - Цветы для Чирика

– Зачем ты их провоцируешь?

– А зачем они меня провоцируют?

– Ты о чем?

– Ладно, дядя Валя… Я вижу, вы действительно многого не понимаете… Не ваша вина… Но если честно, дядя Валя, мы сейчас отдуваемся за ваше поколение… Вы, черт возьми, мотались по аренам разных городов и красиво клали друг друга на красивый ковер… А страна загнивала… Вам на все наплевать, а страна загнивала… В итоге, тот, кто мог что-то продать – продал, а тот, кто мог что-то украсть – украл… Нам приходится все переделывать…

– Поэтому за вами и ходят топтуны?

– Почему нет?

– У тебя, кажется, погиб друг? По крайней мере, ты говорил об этом… Это тоже потому, что вы что-то переделываете?..

– Да, – зло и коротко ответил Куделькин. – Бутырский замок пустует. Лагеря пустуют. А в нормальной стране они не должны пустовать.

– Ты это о чем?

– О деле.

Ну да, о Деле…

Я уже слышал о Деле, хмуро вспомнил Валентин.

О Деле мне говорил Николай Петрович. Пять лет назад. В питерском крематории. Привязав к железному столбу. Кажется, Дело, о котором говорил Николай Петрович Шадрин, бывший полковник КГБ, оказалось гораздо живучее, чем я предполагал. Даже в Сибири уже говорят о Деле.

Интересно, подумал Валентин, на что они купили парня?

На самом деле Валентин смотрел на Куделькина-младшего без особого интереса.

Что тут интересного?

Ему, Валентину Кудимову, бывшему знаменитому чемпиону СССР, бывшему знаменитому чемпиону мира, тоже в свое время предлагали простые, но существенные вещи. Брось бабу, например, предлагали ему. Тебе, бык упрямый, пруха светит, перед тобой пруха стоит. Чего упрямиться? Не упрямься. Нет никаких проблем. Надо спортивную базу? Будет тебе база. Хочешь учеников? У нас пруд пруди мускулистых тупых пэтэушников. Квартиру? Дачу? Автомашину? Да нет проблем, Кудима. Бери!

Мне многое предлагали, вспомнил он. Даже печь питерского крематория.

Впрочем, Валентин все это вспомнил без злости. Повыветрилась злость. К тому же, мне повезло, хмуро подумал он. Я хоть жив. А брат Серега убит. И Тоня убита. И друг Куделькина-младшего убит. Да и сам Куделькин, кажется, далеко не в форме.

Он фыркнул про себя – Дело! Разумеется, с большой буквы. Неужели и теперь еще покупают на это?

– Посмотри… – сказал он, пожалев совсем помрачневшего Куделькина. – Вон там, за столиком у окна… Там сидит человек с благородной сединой… Кто это?.. Сюда, кажется, не одни гомики ходят?..

– Не надо, дядя Валя, – равнодушно ответил Куделькин. – Я тут знаю многих. И этого типа знаю. Это Фельтон.

– Странная фамилия.

– Это не фамилия. Это кликуха. Грязная кликуха.

– И чем занимается Фельтон?

– Нарушает законы во всех доступных для него формах.

– Даже сейчас?

– Даже сейчас. Видите, как он колышется? Это потому, что он уже, наверное, немного нюхнул. Если Фельтона тряхнуть, дядя Валя, из него много чего высыплется. Но у меня сегодня другое настроение. Хрен с ним, с благородным Фельтоном. Пусть нарушает. А мы выпьем.

– Давай выпьем, – согласился Валентин. – Только не гляди на кавказцев. У тебя взгляд как кипяток. У них волосы вылезут от твоего взгляда.

Куделькин напряженно засмеялся:

– Хорошо бы их погасить…

– Ну да, погасить… – в тон ему поддержал Валентин. – А потом еще перебить посуду в баре.

– Может быть… – вдруг очень трезво и нехорошо произнес Куделькин. – Только не в моем городе… В моем городе мы перебьем посуду сами…

– Не заводись.

– Ладно… – совсем трезво сказал Куделькин. – Я все… Я пас, дядя Валя… Сегодня мне пить больше нельзя…

– Я сам вижу.

– Может, подымемся?

– А эти? – кивнул Валентин в сторону окна.

– Если они, правда, ходят за нами, нам от них сегодня не оторваться. Пусть ходят. Считайте, это наша охрана.

– Охрану можно бы и снять…

– Их нельзя бить, дядя Валя.

– Почему?

– Нельзя, – хмуро повторил Куделькин.

Они что, тоже из компьютерной фирмы? – хотел спросить Валентин, но пожалел Куделькина.

– Ладно, – сказал он. – Я удовлетворен ужином. Зови официантку. Только не предлагай ей руку и не оглядывайся на кавказцев. Если ты их не задерешь, мы выйдем спокойно.

Ночной подъезд был мрачен, как заброшенная шахта.

Пахло кошками. Мочой. Лифт не работал. В мрачном таинственном свете единственной стоваттной лампочки, почему-то темно-красной, как в фотолаборатории, прямо над головами смутно выделялась на сумрачной, тоже темно-красной и местами ободранной известке черная паукастая свастика.