Геннадий Прашкевич - Цветы для Чирика

Теперь, задним числом, Валентин понимал, что поддатая компания Джона Куделькина-старшего веселилась зря. Старик Пастухов не врал. Откуда бы такие дикие фантазии у деревенского парня, который, наверное, никогда книжек не держал в руках.

Случалось, Валентин сам подробно расспрашивал подвыпившего, но никогда не отказывающегося от лишней рюмки старика.

Например, муравьи. Ну, какие муравьи в Сибири или в Подмосковье? Торчит куча над жухлой травой, вот и все. А старик подробно описывал диковинные муравьиные города, то спрятанные под листвой деревьев, то хитроумно устроенные под корой, то вознесенные высоко над землей, а то наоборот утопленные в землю. – «Есть такой рыжий муравей, называется гагуа-гагуа, – рассказывал старик. – Я потом узнал, что название так и означает – заставляющий плакать. Из-за этих гагуа-гагуа я однажды влип. Уже занял позицию на дереве. Передо мной в прогале листвы краешек дороги. По дороге должен был проехать джип. На все дело было у меня секунд сорок. Так вот, сразу после выстрела из зарослей выкатился поток муравьев. Хорошо, я успел спрыгнуть, они ведь шли колоннами, вся земля стала рыжей. Меня потом кололи каким-то лекарством, а укусов-то было, ну пять от силы. Но еще полминуты, я бы там и остался. Даже не так. Остался бы там мой скелет. Эти гагуа-гагуа человека обрабатывают в пять минут. Повезло. Успели меня сдернуть с дерева. Но я потом загибался от боли. Трое суток кололи меня и держали в каком-то темном помещении, потому что нельзя было меня в том состоянии сажать на самолет. И в открытую держать нельзя было…».

И еще всякое говорил старик.

Про тропический лес, в котором нет солнца.

Каждое растение в таком лесу цепляется за одежду, срывает шляпу, оставляет кровавые царапины на руках и на лице. А еще нежная, как паутина, бахрома, венчающая какие-то длинные листья. Казалось бы, ерунда, бахрома шевелится от дыхания. Но только двинешься сквозь такую листву, как она свивается в жгуты, из которых без ножа выйти и не думай.

И так далее.

Придумать такое трудно.

Особенно тихому ревизору.

Спустив воду, Валентин вышел из кабинки.

Он долго мыл руки, разглядывая себя в зеркале.

Пять лет во Франции и в Гвиане несколько изменили его, но шрам на виске остался тот же, и взгляд хмурый. Бычачий. Быком Валентина прозвал когда-то Николай Петрович. За неумение думать. Так Николай Петрович считал. А я и не научился думать, хмуро подумал Валентин, машинально взвешивая в руках «дипломат».

Прежде, чем выйти из здания аэропорта, несколько раз позвонил из будки телефон-автомата. Куделькин не ответил. Наверное, забыл включить телефон, отключенный с вечера.

К черту!

На площади перед аэропортом Валентин поймал левака.

– Полтинник! – нагло заявил рыжий толстомордый водила. – Если до центра, то полтинник. А в Дзержинский район или там в Заельцовку вообще не поеду. Времени нет.

– Мне как раз в центр.

– Это можно, – согласился водила. – Только ты учти, мужик, что скоро на площади начнется митинг. Если тебе, скажем, надо к рынку, площадь Ленина придется объезжать стороной.

– Мне не к рынку. Мне на Орджоникидзе, – хмуро объяснил Валентин. – Ну, объедешь площадь. Какие проблемы? Пара минут, не больше. Но остановишься там, где я укажу. И подождешь меня.

– Сколько ждать?

– Ну, не знаю… Может, полчаса… Может, меньше…

– А потом?

– А потом снова сюда.

– В Толмачево? – удивился водила.

– ВТолмачево.

– Ну ты, чудак!.. Или забыл чего?..

– Забыл.

– Заметано… Но только учти, если ждать, а потом обратно, тогда не полтинник… Тут и сотки мало…

– Обойдешься полтинником, – усмехнулся Валентин. – Выдам я тебе полтинник. Баксами. Устроит?

– Баксами? – встрепенулся водила. – Ну, ты чудак? Конечно, устроит.

И покрутил толстым пальцем:

– Только все равно, знаешь… Надо выдать, как бы задаток… Для пущей гарантии… А?.. Сам понимаешь… Народ сейчас прыткий…

– Понимаю, – хмуро кивнул Валентин и протянул рыжему водиле десятидолларовую бумажку.

За три дня, проведенных в Новосибирске, Чирик выходил из гостиницы только два раза. Каждый раз минут на десять, от силы на пятнадцать. Не больше.

В первый раз, негромко про себя насвистывая, осторожно прошелся вокруг торговых киосков, плотным квадратом расставленных перед гостиницей, купил бутылку водки и банку красной икры, а во второй рискнул заглянуть на оптовый рынок, расположенный метрах в пятистах от гостиницы.