Анна Зегерс - Доверие

Только три дня назад Роберту удалось прервать ее молчание. Лена заговорила тихо — она и вообще-то была тихая, — но страстно, с отчаянием:

— Я, я думала, ты совсем другой. Думала, ты лучше. Думала, ты все понял, давно уже понял сам. Ты столько мне рассказывал о войне в Испании…

— Да, Лена, я там был и там снова встретился с Рихардом!

— Да, да, знаю, с Рихардом. Но я думала, ты всегда поступал правильно. Когда я еще любила Альберта, а он был плохой, очень плохой человек, я верила, что ты-то хороший, а теперь вдруг читаю, что и ты был с нацистами…

— Да, Лена, я переменился, об этом черном по белому написано в книге.

— Я знаю, Роберт, но я-то думала, что тебе не надо было меняться, что ты всю жизнь был таким, каким всю жизнь был Рихард Хаген. И почему ты так озлобился? Знаю, я дольше блуждала, чем ты, куда дольше, но я-то вообразила, что ты с юных лет поступал правильно. А ты переменился, только когда увидел с насыпи, как они избивают твоего учителя. Так в книге написано. Теперь ты понял, почему мне больно? Понял?

Роберт взял ее лицо в обе ладони, они проговорили до глубокой ночи. И в горе заснули, обнявшись.

Потом все пошло по-хорошему. Но совсем хорошо, так, чтобы больше не думать о прошлом, навек не думать, им стало только сейчас, на празднике.

Она как перышко, думал Томас. И угадывает каждое мое движение. Хорошо, что я хорошо танцую. И вспомнил, как он научился танцевать. Подруга Пими, долговязая Сильвия, чуть не насильно потащила его и все же в конце концов заставила позабыть всякий страх. В памяти его замелькали пары, умноженные зеркальными стенами. Он танцевал, и ни для чего другого в нем уже не оставалось места. Ни стыда, ни страха он больше не испытывал. А Пими злилась, шипела: «Это мой Томас, дрянь ты эдакая!»

Теперь они обе сидят в тюрьме, Пими и Сильвия. А он танцует, и упоение танцем глушит прошлое. Мне их жалко, подумал он, но мимолетно, в увлечении танцем.

Лена вернулась к столику. Посидела немножко рука в руку с Робертом. Когда снова зазвучала музыка, они вдвоем пошли танцевать. Томас пригласил кучерявую девицу в зеленом платье, их соседку по столику. Потом с Леной пошел танцевать Томс. А Томас остался сидеть с Робертом. Они смотрели на танцующих.

Вдруг Томас за спинами Томса и Лены заметил девушку в красно-коричневом с блестками. Лишь на секунду заметил ее лицо среди многих чужих лиц. Вот оно еще где-то вынырнуло в этом радостном круговороте. И снова исчезло. Томас испугался, словно невесть что утратил. А она опять появилась, уже не кружась, а мягко скользя. Потом снова пропала. И снова вынырнула. Он хотел схватить ее — что ему до всех этих людей? Что ему до битком набитого зала? Хотел схватить и уже больше не выпустить. Ибо сразу понял — она нужна ему, эта девушка в красно-коричневом с блестками. А она танцует не с ним.

Когда музыка смолкла, он почувствовал себя одиноким. Встал.

— Куда ты? — спросил Роберт. И, смеясь, потянул его за рукав. Но Томас вырвался. Оркестр опять заиграл. Он пригласил первую попавшуюся девушку, красно-голубую, с дерзкими глазами, лишь затем, чтобы в танце приблизиться к той. Он кружил свою даму, без умолку говорившую ему дерзости, но та, настоящая, исчезла; она как заколдованная была. Вдруг что-то коснулось его руки, теплое, шуршащее, он сразу понял: это ее волосы, понял прежде, чем успел повернуть голову. И на мгновение увидел ее лицо, уже вдалеке. Он, и не видя ее, продолжал ощущать прикосновение каштановых волос. Девчонка с дерзкими глазами теребила его, болтала без умолку, видно, хотела сохранить своего кавалера и на следующий танец. Он отвел ее на место и тотчас пригласил кучерявую в зеленом. Неверный человек! Та девушка опять скрылась, а когда вынырнула, ему не удалось приблизиться к ней, как он хотел. Среди множества лиц ему виделось только ее чистое лицо. Словно бы и незнакомое, но его гвоздила мысль: где же я видел тебя? И еще: как бы быстро ты ни летала, я тебя знаю. Я видел тебя совсем близко. Но где? Когда?

Все вокруг веселились до упаду. Вздыхали, сопели. Столик Роберта был густо уставлен закусками и бутылками. Лена уговаривала Томаса:

— Ну съешь хоть что-нибудь! — Он только головой качал.

И вдруг поднялся. Стал обходить столики, все подряд. Но за ними сидели обыкновенные девушки и женщины. Спросить Роберта он не хотел. Пришлось бы описывать ее, а это было бы ему неприятно.

После короткой передышки вновь загремела музыка. Пары пошли танцевать. Танцевали и старики. Подпрыгивали седые вихры и кудряшки. Никто больше не стеснялся. Все в этом зале были приятели. Отлично друг друга знали. По дневной и ночной сменам. Чего уж тут робеть? Они привыкли к общей работе, к тяжелой и трудной, теперь у них была общая радость.