Анна Зегерс - Доверие

Стыдно мне, — думал Рихард, — потому я и советовался с Гербером. Он, правда, не отговаривал меня. Только безжалостно предупреждал о всех трудностях. Но я и сам понимаю, что ни занятия страдать не должны, ни моя работа на этом огромном, неспокойном заводе. И еще мне стыдно потому, что учиться я хочу, да сам точно не знаю, чему и как…

За последние годы Рихард несколько раз встречал Эверта, оба бывали рады. А когда решение созрело, Рихард сразу вспомнил об Эверте. Вот с ним, подумал Рихард, надо будет посоветоваться, как только увидимся.

Но сейчас он хотел сам к нему съездить. По средам у него прием, верно, многие идут к нему.

Рихарда удивило, что в спальне горит свет. Ханни стояла почти совсем одетая. Улыбаясь, она сказала, что едет в больницу, скорее всего, там останется.

Как нарочно, сегодня, подумал Рихард. Но тут же позабыл об этой мысли начисто.

После войны Ханни долго была убеждена: нет, живого ребенка ей на свет не произвести. В Коссине никто не знал, что мальчуган, которого считали сыном Хагена — многие находили, что он и лицом похож на Ханни, — вовсе не родной их сын.

Во время последней беременности — после двух выкидышей — Ханни держалась так спокойно и бодро, что Рихард порой забывал свои опасения. Но потом у него вновь возникала мысль: ждет нас великая радость или новое горе?

Рихарду казалось, что он и сейчас думает только о родах Ханни.

— Все будет хорошо, я уверена, — сказала Ханни, — ты мать не буди. Мне лучше одной. А ты, Рихард, поезжай в Гранитц. Как мы решили. Здесь ты узнаешь или там — все равно.

— Нет, — ответил Рихард, — к Эверту можно и на той неделе съездить.

— Нет, поезжай! Мне сказали, что начаться может только к вечеру. А сейчас три часа утра.

— Решение я принял твердое, — сказал Рихард, — и никакой беды нет, начну я сегодня учиться или через неделю. Я пойду с тобой.

Через несколько часов он увидел сына. Ханни лукаво поглядела на него:

— Ну вот, все хорошо, я же знала. — Она подумала: Рихард еще поспеет в Гранитц, но ничего не сказала, слишком была утомлена.

Боланд, который 17 июня вместо Штрукса разговаривал с Томасом и давал ему указания, подменял теперь Штрукса на посту секретаря профкома. Штруксу предстояло долго лежать в больнице.

Томаса Боланд принял в новом помещении, куда наконец переехал профком. Это помещение, видимо чтобы подчеркнуть его новизну, украсили портретами крупных государственных деятелей и вьющимися растениями, даже календарь повесили. Как и в первую их встречу, Боланду при виде Томаса вспомнилась — ибо за каждым из нас хвостом тянутся его поступки — история этого парня и Лины Саксе, их дружба и разрыв.

Томас в свою очередь вспомнил, что Боланд учился с Линой в профсоюзной школе. Но был уверен, что он и к нему хорошо относится.

Поэтому Томас спросил его, чтобы уж больше к этому не возвращаться:

— Как ты считаешь, Боланд, моя кандидатура в Гранитц отпала окончательно?

Говорил он с трудом, слова застревали в горле, но если бы он молчал, ему было бы еще труднее. Он даже не поздоровался о Боландом. А Боланд этого ему в упрек не поставил. Понял, как Томас несчастен, ему даже показалось, что он вот-вот расплачется.

— Ничего не поделаешь, Томас, — сказал Боланд, — присядь-ка. Вместо тебя послали Вернера Каале из Кримчи. С этим надо примириться. Лучше сейчас же заполни анкету для заочного отделения. Ты парень способный, и если еще к Ридлю на вечерние курсы будешь ходить, то от них не отстанешь. И льготы тебе разные дадут: смену будешь раньше кончать, в конце недели — дополнительный выходной. Отпуск для экзаменов. На заочный тоже не каждого принимают, только тех, из кого наверняка будет толк. Вот тебе анкета, заполняй ее! Я тем временем сочиню убедительную рекомендацию.

— Но это совсем не одно и то же, — едва не против воли вырвалось у Томаса. — Настоящая учеба — это когда ничем другим не занимаешься.

— Конечно, не одно и то же! — воскликнул Боланд. — Так потруднее будет. Учиться придется урывками. Твою работу никто за тебя не сделает. Но ты сам себе подгадил. Уж на этот год наверняка.

С минуту подумав, спросить или нет, Боланд все-таки спросил:

— Скажи, а как у тебя с Линой? Надеюсь, вы помирились? Лина, знаешь ли, девушка порядочная, тихая, словом, хорошая девушка.

— Знаю, — ответил Томас, — но мы с ней не помирились! Говорить — говорим, но как чужие, я хочу сказать, как чужие люди со схожими взглядами на жизнь.

Он помолчал и продолжил не без запальчивости: