Анна Зегерс - Доверие

— Не стоит об этом толковать, Ридль. Изменить что-либо не в моей власти. Я вам не раз говорил, что вы меня переоцениваете. Кстати, Хельгеру ничто не мешает учиться заочно. Он получит кое-какие льготы. Его просьбу я поддержу, если меня спросят.

А мог бы, подумал Ридль, поддержать и без спроса. Он понял — с иной точки зрения, чем Цибулка, — что разговор их зашел в тупик. И заговорил о другом.

— Что вы скажете о Берии?

— О ком? — Цибулка расхохотался, лицо его стало мальчишески простодушным. — Вы сегодня то и дело переоцениваете меня. Прежде чем его ликвидировать, моего мнения не спросили. Но если вы меня спрашиваете, так знайте, я считал его отпетым негодяем, теперь и русские от него избавились и мы тоже.

— А вы полагаете, он виновен и в наших беспорядках?

— Я уже давно ничего не полагаю. Ему, конечно, была глубоко безразлична наша маленькая республика, хотя мы вместе ее сколачивали. С таким трудом, с такими раздумьями и жертвами. Все это ему было безразлично. Он других заставлял надрываться. Других приносил в жертву. Столько, сколько считал нужным. Я даже не знаю точно, что заставляло его это делать. Страх? Жестокость? Чтобы люди не усомнились в его могуществе? Ах, оставьте меня в покое… Помните, как мы ломали себе головы из-за врачей, будто бы собиравшихся прикончить старика? Не знаю, с чего это Берия решил, будто кто-то мог такое выдумать… Во всяком случае, старик тем временем просто взял и умер естественной смертью…

Когда Цибулка наконец распрощался, Ридль обнял Ушши. Коснулся ее густых, коротко стриженных волос. Не то чтобы он меньше думал о своей покойной жене. Нет. Она теперь занимала в его мыслях и чувствах совсем иное место, может быть, более важное, чем прежде. Ушши он полюбил с того жаркого июньского дня, когда впервые ее заметил…

Его мать отчасти была довольна, но отчасти и раздражена тем, что Ридль хочет жениться на этой девушке. Ушши, конечно же, услужливая, преданная и добрая. Но она ни во что не верит. Ведь ее веру в каких-то людей и в их цели верой не назовешь. Старухе не по нраву было, что Ушши, поджав губы, скрывала усмешку, когда она отправлялась в соседний город в церковь. Ридль пытался втолковать как молодой, так и старой:

— Оставь ее в покое. В один присест не изменить взгляды человека на жизнь.

Однажды, сметая пыль с письменного стола Ридля, Ушши взяла в руки фотографию Катарины, стоявшую на своем обычном месте, и стала задумчиво ее разглядывать. Внезапно вошел Ридль, взял фотографию у нее из рук.

— До нее своей тряпкой не касайся никогда.

Ушши промолчала. Но слезы тихо полились из ее глаз. Прижавшись к его плечу, она сказала:

— Право же, ты меня не любишь.

— Ну, что за вздор, — ответил Ридль и попытался ее успокоить.

Рихард и Гербер Петух полночи просидели вдвоем. Время от времени спорили. Время от времени Рихард молча размышлял над чем-то. А Гербер крутил ручку приемника, выхватывая то музыку, то какие-то передачи на незнакомых языках — с запада, востока или дальнего севера. Он смотрел на Рихарда и с грустной нежностью думал — ну и скрутило же тебя. Лицо землисто-серое. А хочешь еще взвалить на себя эдакое бремя.

— Мнение свое я тебе сразу высказал, — вновь начал Гербер. — Ты себя лучше знаешь. Подавай заявление. Попытайся. Найдутся там разумные люди, с ними тебе полезнее посоветоваться, чем со мной.

— Да, решено, — ответил Рихард. — Точка.

Гербер встал.

— Ладно. Тогда пойду спать.

— А все-таки и твое мнение мне пригодится, — сказал Рихард совсем другим тоном и с совсем другим выражением. Гербер удивился — землисто-серый оттенок, точно слой пыли, слетел с его лица. — Я услышал то, чем сам себя стращал. Теперь меня никто не удержит. Ни ты, ни я сам.

— Тогда что ж, прощай. До завтра, — сказал Гербер.

Рихард опустил голову на руки, обдумывал, как лучше распределить уже забрезживший день. Первым поездом в Гранитц. К Эверту. По средам у него приемный день. Рихард знает его еще по концлагерю. Эверта арестовали незадолго до войны и до окончания университета. Но сразу же после войны он еще раз поступил и все одолел, кончил курс. С прошлого года преподает в Гранитце. Вот кто мне нужен, вот кто даст мне дельный совет. Он довел до конца то, что я только хочу начать.

Раньше Рихард лишь мельком подумывал о заочном обучении. Порой высказывал кому-нибудь свои намерения. Но последний год одна мысль не давала ему покоя: Я обязан отвечать людям на все вопросы. По их семейным делам. По работе. Чаще всего одно связано с другим. Вопросы зарплаты, вопросы норм перерастают дома в семейные вопросы. Я обязан не только дать ответ, которого от меня ждут, но обязан решить, не слишком ли много или не слишком ли мало от них требуют. Обязан вникать в их трудности. В их работу, в их расчеты. Вот зачем мне надо учиться. А чему и как — это пусть мне Эверт посоветует.