Анна Зегерс - Доверие

Испанская республика была уже разбита, когда мы добрались до севера. В жизни мне, Роберту, повезло. Герберт Мельцер, ничего об этом не знавший, расстрелял меня в своей книге. Перескочу-ка я страниц через тридцать. Вот: Герберт Мельцер в один прекрасный день добрался до Барселоны. Помнится, он был не очень-то ловким человеком, потому что никакой настоящей профессии не изучил. Он хотел написать книгу. Это он нам обещал, и это он сделал ради нас. Только кое в чем ошибся.

Так вот, значит, Герберт, человек не слишком-то ловкий, добрался в конце концов до Барселоны. И сразу пошел на площадь, где было полно голубей, там мы назначили встречу. Я тоже ходил туда. Десять, двадцать раз. Потом решил, что Рихард и Герберт уже не придут. А вышло, что оба явились позже, чем я. Пришли на эту площадь с голубями и — надо же! — хоть назначенный срок давно миновал, встретились. Если Герберт Мельцер снова всего не сочинил. Как сочинил мою смерть. Ведь он волен был сочинять для этой книги и хорошее и плохое.

Но если в книге, как и следовало ожидать после той безрассудной попытки, меня расстреляли — хотя попытка оказалась не такой уж безрассудной и меня не расстреляли, — значит, в книге мне не довелось испытать того счастья, которое мне было суждено в жизни. Я перешел Пиренеи. Попал к друзьям. Скрылся с ними в маки́.

После войны меня вдруг потянуло на родину. В восточную зону. Тогда еще так это называлось. Немецкий коммунист приехал в маленький городок на юге Франции, где я благополучно жил, и сказал: «Нам каждый человек нужен. Русские все перестраивают на новый лад, вот им каждый человек и нужен. Они небывалое создают. Это трудно. Даже понять трудно». Я его обо всем выспросил, все обдумал и поехал в Коссин. Стал инструктором в производственной школе — с помощью маленького Томаса. Покуда Томс не позвал меня сюда. На завод Фите Шульце. Счастье, что я был тут на прошлой неделе. И что здешние ребята меня любят. Они спасли завод, это точно. Ребята, прошедшие через мои руки. Значит, моя заслуга тут есть. Я, Роберт, стал их инструктором, и вовсе меня не расстреляли в Испании, во время бегства.

Итак, они оба, Рихард и Герберт, в книге пришли на место встречи. Голубей там была тьма-тьмущая. На скамейках сидели люди, кормили их или дремали. Этого Франко не запрещал. И Герберт, который был здесь в первый раз, сразу же наткнулся на Рихарда, который был здесь уже в сотый. Если все это он не сочинил. Прекрасно сочинил, конечно. Можешь, так иди хоть в сотый раз туда, где назначена встреча. Герберт и Рихард больше не расставались. Вместе прошли последнюю часть пути. Через испанскую границу. Дальше Герберт рассказал все, как было. Рихарда схватили, перегоняли из лагеря в лагерь. Выдали немцам, когда вся Франция была оккупирована. Герберт угадал его судьбу и описал ее.

Но моей судьбы он не угадал. Запомнил, правда, каждое слово, сказанное мною в пещере. Позволил мне выбраться, потом придумал, будто меня схватили и поставили к стенке.

Я тоже сто раз ходил к назначенному месту, надеялся встретить Рихарда. На Герберта я не рассчитывал. Даже позабыл о нем. Может, он это чувствовал? И потому так легко пожертвовал мной? Ему бы сочинить, как я добрался до Франции, а там попал в маки́. Ему бы сочинить, как я вернулся в Коссин. Ведь Селия выходила меня, зачем же уготовил он мне такой страшный конец?

В последний час, в последнем мгновенном озарении я увижу нечто прекрасное. Что — я еще не знаю.

Герберт, видно, любит придумывать жуткое и прекрасное. Или у него в памяти застревают чужие рассказы?

А может, Герберту вдруг захотелось написать эту книгу, как мне вдруг захотелось стать инструктором производственной школы? Давно сидело во мне это желание — учить. А в Герберте давно сидело желание написать обещанную книгу…

Роберт перевернул назад несколько страниц, до того места, где Герберт Мельцер обещает, если выберется живым из пещеры, написать книгу. И просит передать привет своей сестре, которую любит больше всех на свете. Так или иначе, но свое обещание он сдержал.

Селия вместе с Бенито, которого она тоже подняла на ноги, так что он был уже в состоянии ходить, ушла последней. Я не знал, что и Бенито был слесарем. Только теперь, читая книгу, я вспомнил его. Даже его брови. Только теперь, читая книгу.

До усадьбы, принадлежавшей дяде Селии, идти было всего несколько часов.

«Там ты выспишься, Бенито, потом разыщешь своего друга, поговоришь с ним. Только ему ты расскажешь, где мы скрывались последнее время. Через три недели я встречусь с тобой у него…» Узнал об этом Герберт позднее? Или придумал? То и другое вполне возможно…