Анна Зегерс - Доверие

Завод с тех пор разросся, окреп. Она любила его. Молодчики, шагающие за ее спиной, задумали что-то против завода. Ничего у них не выйдет.

Хотя она давно уже работает у Альвингера, здесь ей знаком каждый уголок. Здесь ей знакомы многие люди. Сидя по вечерам у Эндерсов, она узнавала, кто кем стал и кто кого заменил, что построили, а что нет и почему. После войны завод был разбит. Одни трубы торчали над грудами щебня. В этот завод, мощно поднявшийся из развалин, вложена была не только ее работа — разгрузка и погрузка, пусть в день всего несколько часов, но каких напряженных! Главное — ее душевные силы, убежденность, что она всем нужна, нужна будет и впредь. Эта убежденность заменяла ей счастье. И трубы вздымались теперь не над развалинами, а над крышами, изрыгая снопы искр, грозные, предостерегающие, они четко вырисовывались на фоне солнечного и на фоне звездного неба.

Элла уже давно свернула с прибрежной дорожки. Она сама избрала то направление, которое мысленно наметил Фриц Вендиг, — он точно разработал план действия, как бывало на войне перед атакой: цель — угол между набережной и каналом, тропинка с одной стороны, с другой — газон, цех, производственная школа. Отсюда видны почти все заводские трубы. Вендиг протянул руку, сдерживая своих спутников. Поведению Эллы он не удивлялся: ее муж, Шанц, знал, что делал, посылая ее с ними. Сам Вендиг был сейчас бесстрашен и невозмутимо спокоен, таким он всегда был в стане врага.

Пойдем по газону к тому углу двора, решила Элла, где меня будет слышно со всех сторон.

Ученики производственной школы почему-то не выполнили взятого на себя обязательства — разбить цветник на газоне. Элла быстро обернулась, увидела несколько лиц, показавшихся ей знакомыми, лиц, полных решимости, злобы, одержимых жаждой разрушить то, что для них не имело никакого смысла, а ей было дорого.

Неожиданно движение толпы приостановилось. Со стороны канала, возле торцовой стены школы появился какой-то человек и закричал, не обращая внимания на повелительный знак Вендига:

— Пошли скорей! У ворот уже все собрались!

Человек тут же исчез. Стало опять тихо, только привычный гул доносился из прокатного цеха. Этот гул, верно, и поглощал отдельные голоса. Элла ужаснулась: Янауш прибегал посыльным от тех! Как же он сделался таким, старик Янауш? Я была и осталась Эллой, а он вот кем сделался.

Но у нее не оставалось больше ни секунды. Чувства ей сейчас не помогут. Поможет только действие: сложить ладони рупором и громко крикнуть, как в рог, чтобы ее услышали в цехе и в школе. И она стала выкрикивать все имена, какие вспомнила, все имена, какие слышала на заводе и в кухне у Эндерсов.

Она звала всех, кто мог прийти ей на помощь, не раздумывая, кто они и что. Звала, чтобы сбежались скорей.

— Тони! Гербер Петух! Меезеберг!

Она звала и Томаса, забыв, что его теперь здесь нет. И еще звала:

— Рихард! Рихард Хаген!

Тощий парень внезапно понял, что женщина его обманула. Он грубо толкнул ее и заорал:

— За мной! Вокруг дома!

Толпа, сбив с ног Эллу, бросилась в глубь заводской территории. А Элла все еще звала, даже когда толпа уже прокатилась над ней, не ощущала, что ее топчут. Но если она вначале звала на помощь всех, выкрикивая имена, всплывшие в памяти, то под конец она уже называла имя, скрытое в глубине ее души, и, хотя сил кричать у нее больше не было, ей казалось, что она громко кричит:

— Роберт! Роберт!

Она звала, чтобы он пришел, принес наконец с собой счастье и радость.

Из окон школы стали высовываться головы. Ребята вначале и внимания не обратили на какой-то неопределенный гул. Но Тони почудилось, что выкрикивают ее имя. Она глянула вниз. Кто-то лежал на газоне. Она узнала Эллу. Что за люди идут к прокатному цеху, она не знала. Но чувствовала — что-то грозное надвигается. И, обернувшись к классу, крикнула:

— Скорей, все на улицу!

Внизу ребята быстро образовали цепь между дверью школы и входом в прокатный цех. Но Тони не было в этой цепи. Она присела на корточки возле Эллы. Никак не могла осознать того, что видела, и только молила:

— Элла! Элла!

Цементники остановились, цепь мальчишек прорвать ничего не стоило. Но пока они только кричали им:

— Дурачье вы! Предатели! Или дурачье, или предатели!

Какой-то парень из Кримчи узнал Вернера Каале, недавно переехавшего с семьей из Берлина в Кримчу.

— Ну, ты у меня попляшешь! Лучше на глаза не попадайся!

Из цеха выскочил Гербер и, обернувшись, крикнул бригадиру Меллендорфу: