Анна Зегерс - Доверие

Борхерту и его друзьям, их тоненькой и отчаянной подруге удалось спрыгнуть со сходней на цветочную клумбу и оттуда в лодку.

— Только кожу содрала, — сказала девушка. Она вытерла кровь с руки и рассмеялась.

— Вперед, друзья, вперед! — крикнул Борхерт.

Боланд, отличный бегун, с невероятной быстротой добежал до Ульшпергера и сообщил ему то, что узнал от Томаса.

Ульшпергер уже знал, что стихийно организовалась демонстрация, что число ее участников растет и что движется она по Главной улице. Он так пронзительно смотрел на Боланда, точно читал эту новость по его губам, и слово в слово повторил ее в трубку. Боланду, который всегда видел Ульшпергера только с поднятой, даже чересчур высоко поднятой головой, поза его, плечом прижимавшего трубку к уху, показалась странно надломленной. Ульшпергер одновременно крутил ручку приемника, миллиметр за миллиметром прощупывая шкалу, и не упускал ни одного звука кожевниковского голоса, прошлой ночью звучавшего так вдумчиво и весомо.

Нельзя сказать, что Ульшпергер успокоился, спокойствие никогда его не покидало. Но, услышав, что сообщил Томас Боланду, он впал в ярость. Правда, голоса он не повысил и отчетливо спросил:

— Где Штрукс? Его нет? Рихард Хаген еще у печей? Тащи его сюда.

А когда Боланд выскочил из комнаты, он даже ногой топнул. Значит, мы с Рихардом Хагеном, сказал он себе, верно почувствовали, что надвигается беда. Но мы обязаны были знать, а не только чувствовать. Они-то заранее стакнулись. И у нас на заводе. Внутренние и внешние враги. Опять, и в который раз, глупость обвела ум вокруг пальца, а лицемерие обмануло правду.

Он вспомнил то, о чем редко вспоминал, свою юность на этом заводе. Как были проданы и преданы его отец и братья. А за что? За листовку: «Гитлер — это война». Ему так и не простили того, что он оказался прав. Будь он неправ — они были бы великодушнее.

Ему тогда удалось бежать. От чего? От кого? От своих же товарищей — рабочих, их подстрекали, их задуривали, а то и просто подкупали, покуда не подрубили сук, на котором сидели. Но — и тут уж ничего не изменить — это был и его сук.

А все-таки я обязан был знать точно, когда и что…

И еще раз подал условный сигнал: «Небо Испании».

Вебер совершил ошибку, вместо того чтобы не мешкая занять генератор, он поспешил к первому трубопрокатному цеху, где надеялся усилить свою группу. Он понял это слишком поздно. В цехе у него были верные люди. Там его ждали — он появился и не успел рта открыть, как многие уже побросали работу. Никто ни слова наперекор не крикнул, никто даже не подумал наперекор.

— К генератору! — приказал Вебер.

Если на генераторе их поддержат, думал он, встанет весь завод. Все устремились за ним через площадку, зажатую между цехами и мастерскими.

Между тем Рихард Хаген позаботился об охране, вызвал от печей мастера Цибулку, а из прокатного — Меллендорфа. Оба полезли на железную лестницу.

— Попробуй подойди, Вебер, — крикнул Меллендорф, — я пристукну тебя лопатой.

— Меня, — заорал Вебер, — меня, твоего товарища, ты пристукнешь?

Цибулка крикнул:

— Никаких товарищей! Тебя с панталыку сбили, теперь нас сбить хочешь?

Веберовские дружки заорали:

— Ну сволочи, глядите, мы еще вернемся, недолго вам здесь хозяйничать!

Рихард был на ногах с самого утра, после краткого совещания в кабинете Ульшпергера. Ему казалось, что он обязан поговорить с каждым в отдельности, вгрызться в душу каждого, куда ни разу он да и никто еще не заглядывал. Каждого хотелось ему заставить с бешеной скоростью продумать еще не продуманное. Он побежал в прокатный. Не за тем, собственно, чтобы обработать тамошних людей, Гербер и сам знал, что делать, а чтобы почерпнуть запас бодрости, которой тот всегда с ним делился.

Пауль Меезеберг захватил Рихарда у печей, еще до того, как Улих успел перерезать провода после событий у канала. В отношениях с отдельными людьми Пауль Меезеберг казался недалеким и туповатым. В случае Томаса Хельгера и много раньше, в случае Роберта Лозе. Не умел он ладить с людьми. Но если дело было ему ясно, важное дело, тогда он часто предлагал нечто вполне разумное. Именно ему и поручили выставить цепь учеников, чтобы никто не проник в прокатный, он хотел поскорее доложить об этом Хагену.

— Ты уже поставил охрану у генератора? — спросил Рихарда Гербер Петух. — Прихвати-ка Меллендорфа.

И рассказал обо всем, что случилось, и о братьях Петцольд, и о Хейнце Кёлере, и мальчишке-ученике Гансе. А потом отправил Рихарда обратно к сталеварам.