Геннадий Прашкевич - Русская мечта

Семина передернуло.

Золотаревский прав: смысл жизни в экспансии.

Родился – начинай захватывать пространство, заполнять собой мир. И не останавливайся. Никогда не останавливайся. Стучи копытами. Как только перестанет зажигать на живое, так все – абзац! До Шурки это не дошло. Его уже не собрать в кучу, он размазался. Только и сказал напоследок: «Вот теперь хорошо».

– Элим, – с тоской спросил Семин. – Почему Шурка так сказал?

– А вот придет день, ты сам отстегнешь ласты, – нагло и весело ответил всезнающий юрист, довольный, что бомжа не взяли на катер. – И положат тебя во гроб. И вынесут на глазах родни и друзей во двор, на красивом катафалке, лошади под плюмажами, повезут к могиле. И обвяжут гроб веревками, и начнут опускать. И кто-то там из похоронной команды начнет указывать: «Аккуратней… Аккуратней, чтоб вас… Чуть подними край… Еще… Еще…» И выдохнет наконец: «Ну, вот лады… Теперь все хорошо…»

– Тоска.

– Понимаю, – кивнул Элим.

– Да ну. Ты еврей. Тебе не понять.

Элим кивнул, но ничего не ответил.

Уж он-то знал, что еврейская тоска так же велика, как русская.

Они сидели рядом, плечом к плечу, пили, смотрели на плоскую ночную воду, вдыхали сырость и тьму и молча слушали злой голос Ваньки Васенева, от души крывшего все бесчисленные прихотливые повороты темных, как жизнь, болотных речушек.

Рейс на Ганновер задержали на семь часов.

Все это время Павлик и Катерина провели в гостинице.

Гостиница осточертела, шел дождь, светиться в аэропорту Павлику Мельникову не хотелось. «Непременно наткнемся на кого-то из прежней жизни. Этот аэропорт как дом с привидениями».

«А у нас уже Рождество…»

«Катька, не грузи», – злился Павлик.

Но, в общем, дела обстояли не так уж плохо. Карпицкий удачно вывел Павлика на сделку. Договор подписан, деньги перечислены. Остались таможня и паспортный контроль. Впрочем, что такого? Господин Павел Мельникофф и госпожа Екатерина Чистякова, граждане Германии, летят в Ганновер. Уж так построены сибирские авиалинии, что напрямую в Мюнхен не попадешь.

Глубокой ночью объявили посадку.

В самолете один из пассажиров бизнес-класса сразу рухнул в кресло и уснул, второй долго ворочался, договаривался со стюардессой о чашке кофе и пледе. Черт знает, в чем там были сложности (кажется, в языке), наконец, зануде принесли требуемое. Павлик развеселился:

– Слышь, Катька, с нами летит американец!

– А ты думал следак из РУБОПа? – блеснула юмором Катерина.

– Ду-у-уура, – ласково протянул Павлик (жизнь начинала удаваться). – Настоящий американец. Я буду шлифовать с ним свой английский. Эти придурки, – кивнул он в сторону американца, – мечтают об инвестициях в Россию.

И одобрительно похлопал американца по плечу:

– Ай ам Павел Мельников. А это май вайф. Катерина. Я ее хасбенд.

– Говорите по-английски? – удивился американец.

– Раз понимаешь, значит, говорю, – кивнул Павлик. – Сам-то давно в Америке?

Критически оглядел джинсовую куртку американца:

– Как говоришь звать? Дейв Дэнис? А я думал, какой-нибудь мистер Гадд. Ну, знаешь, есть такие, с двумя д на конце фамилии.

– О да! The main is trust. Главное – доверие.

– Дэнис, говоришь? В Америку-то сбежал откуда?

Американец наморщил брови. «У вас совсем особенный английский язык», – вежливо похвалил он. – «Зато у вас в Америке соловьи не поют, – находчиво парировал Павлик. – Я сам читал в одной книжке. Летать летают, а петь не поют». Чем выше поднимался самолет, тем более благостное настроение нисходило на Павлика. Сделка завершена, документы в кейсе, в Энске удалось не столкнуться ни с кем из тех, кто окружал его в прежней жизни. Ухмыльнулся. Может, все свалили за бугор? Или смело волнами революций?

– Слышь, Катька, – засмеялся он, извлекая из кейса фляжку «Хеннеси». – У них в Америке соловьи не поют!

– Почему? – улыбнулась американцу Катерина.

Она умела улыбаться так, что у мужиков мурашки бежали по коже.

И сейчас это сработало. Улыбку красивой женщины американец встретил с восхищением. Теперь он не хмурился, а только быстро и ласково кивал, укутывая ноги пледом, похожим на солдатское одеяло.

– А потому, что в американских ресторанах подают жареные соловьиные язычки. Увидишь такое, станет не до пения. У них афроамериканцы поют. На каждом углу поют и колотят в барабаны. Под кайфом. Я сам читал, как молоденькая афроамериканка, встретив на ночной улице трех морских пехотинцев, затащила их в машину, зверски изнасиловала, а машину сожгла.