Геннадий Прашкевич - Русская мечта

В котельной под грязным деревянным потолком беспощадно лучилась голая прожекторная лампа. « Вот, казалось, осветятся даже те углы рассудка, где сейчас светло, как днем ». Все высвечено беспощадно: открытая ржавая топка, в которой бился неяркий огонь, черные, тронутые ржавчиной трубы, струйки бледного, почти невидного пара, растворяющиеся в воздухе. Грязную деревянную столешницу в котельную притащили явно со свалки. Она лежала на фанерном ящике – сиротливое, но вполне надежное сооружение, стыдливо прикрытое мятой газеткой, на которой валялось три огурчика и мокрая ветка укропа.

В полулитровой банке поблескивала мутное, страшное на вид пойло.

Ну, стоял еще надкушенный граненный стакан, жестяное ведро. Наверное, с питьевой водой, потому что только что хватанувший мутного пойла мужичонка с распухшей мордой сразу полез в ведро стаканом, омывая в воде грязную руку, а другой так же судорожно и слепо нашаривал на столешнице мокрый огурчик. При таком-то ослепительном свете! «Слепой, что ли?» – Золотаревский жалостливо подтолкнул огурчик.

– Вроде того.

Голый затылок второго кочегара обвис вялыми складками. Подрезанные пегие волосы. Зализанная кепчонка блином. На плечах телогрейка, куда в Рядновке без телогрейки? Брезентовые штаны, керзуха. Все тип-топ.

– Как выпьешь, так слепнешь, – смиренно, без осуждения объяснил кочегар в кепчонке. И медлительно кивнул в сторону мутной полулитровой банки: – Вот принес Гриша банку, а что в ней – сам не знает. Примешь пятьдесят граммов, вроде хорошо, вот только свет начинает меркнуть. Ну, шаришь рукой, пока развиднеется.

Приветливо обернулся:

– Поднесешь закусочку другу.

Семин испугался. Точно – Шурка Сакс!

Только исполнилось ему не менее девяноста.

Ну, ладно, пусть восемьдесят. Пусть даже семьдесят пять.

Но глаза – цветом в мутный напиток, который они потребляли. Щеки дряблые, зубов мало. Весь выглядел дрябло, как старая репа. Гроза красивых баб и торговцев, лихой рэкетир, всю жизнь мечтавший о саксофоне и собственной кафушке, а получивший только эту затерянную на краю томских болот котельную. Там, где Шурка Сакс проходил раньше, лавочники теряли сознание, дымились за спиной сожженные коммерческие ларьки. Орал, выворачивая руль крутого джипа: «Стрёмно не показываться на глаза! Шарахнем, Андрюха, шампусика?» И любовно озирал нескончаемую толпу озабоченных пиплов, безостановочно, как бы даже бессмысленно кружащихся в душном пространстве рынка, строго размеренном торговыми рядами.

Семин даже рукой помахал перед его глазами.

– Да вижу я, вижу, – вяло улыбнулся Духнов.

– Узнал?

– А чего не узнать? Андрюха?

– Давно квасите? – Семин брезгливо поднял банку.

– А чего? Дело неспешное. Ввалишь граммов пятьдесят и ждешь, когда перед глазами развиднеется.

– Хочешь шампусика?

– А чего ж… И шампусика можно… – равнодушно согласился Шурка. И так же равнодушно предложил: – Садитесь, чего стоять? Закуси хватит.

Говорил он скучно и серо.

Видно, что узнал Семина, но интереса не выказал.

Глубокий вялый старик, видевший оболочку многих вещей, но никогда не заглядывавший в их глубину. Видимо, пулю из его сердца вырезали вместе с молодостью.

– Лей! Чего болтать?

Семин заботливо ополоснул грязный стакан коньяком «Хеннеси» и наполнил его до половины. «Да выброси эту херню!» – злобно заорал он на Гришу Зазебаева, Шуркиного собутыльника, и сам запузырил банку с мутным пойлом в открытую топку.

Зазвенело стекло, весело подпрыгнуло пламя.

– Ты это чего? – поразился Зазебаев. – Банка – двадцать копеек!

– Я тебе рубль оставлю, угомонись, – Семин протянул коньяк Шурке: – Давай клюнь. Весь до дна. А потом поедем.

– Куда?

Шурка неаккуратно опрокинул стаканчик.

Подбородок у него оказался какой-то кривой. Но Семин уже не жалел Шурку. Чего жалеть? У Шурки жизнь налаживается. Жалеть нынче надо Кузнецова, это он ухнул с головой в омут. Прикинул: вставить Саксу зубы, побрить, подстричь, подкормить, вытряхнуть, снова станет Шуркой. Сказал:

– Сейчас и поедем.

– Куда? В Энск?

– Есть места получше.

– Это где примерно?

– Слышал про Лозанну?

– Деревня?

– Скорей, городок. Это в Швейцарии. Булыжные мостовые. Чуть больше Томска, не знаю, не сравнивал. Деревня, но с небоскребами.

– Ну? – заинтересовался Гриша Зазебаев. – Я слышал. А как там лазают по этим небоскребам?

– По лестницам лазают, – отмахнулся Семин.