Владимир Кулаков: Последняя лошадь

– Так ты – артист? – таксист с интересом рассматривал пассажира, включая счётчик. – Ух, ты! Никогда не видел живого артиста!

– Надеюсь, мёртвого не увидишь тоже, – слегка огрызнулся Пашка, задетый его бесцеремонностью, и тут же подколол:

– На ходу не развалимся, довезёшь?

– Хилый юмор у тебя, дружок! – обидчиво покосился на Пашку водитель, повернув ключ в замке зажигания. «Волга» с минуту не хотела заводиться, «чихала» и скрежетала. Наконец, стрельнув выхлопной трубой, она хрипло заворчала и, скрипя всем железным скелетом, неторопливо набрала скорость. Где-то под ногами что-то повизгивало:

– Выжимной… Подшипник! – пояснил шофёр. Он пару раз резко ударил стопой по педали сцепления. Визг прекратился. – О, нормально!..

Пашка, после того, как убедился, что машина после «клинической смерти» всё-таки вернулась к жизни и даже едет, спросил:

– Как вас на линию-то в таком виде выпускают?

– У нас тут не Москва – всё попроще! Хм, как в Марьиной Роще… – таксист покосился на пассажира и тут же гнусавым женским голосом дурашливо спросил:

– Гражданин! Вам «шашечки» или ехать?..

– Что ж ты довёл свою «лошадь» до такого состояния?

Шофёр криво усмехнулся:

– Это не я. Тут до меня с десяток «наездников» трудились. Она вообще не ездила, стояла ржавела в «железном ряду» – это у нас так списанные машины зовутся. Я её за два месяца поднял. Скоро обещали новую «тачку». Вот и терплю…

Пашка вытягивал шею, на дорогу смотреть мешал кусок картона с надписью. Он вытащил этот «плакат», прижатый к стеклу воткнутой в приборную панель отвёрткой. В лицо ударил поток воздуха.

– Э-э! Там дырка в стекле! Тут всё предусмотрено!.. – хозяин машины недовольно попытался пресечь самоуправство пассажира.

– Зато теперь прохладно и дорогу видно. – Пашка удобнее расположился в кресле, рассматривая надпись на картоне.

– И так все окна открыты! А-а, ладно, как хочешь! – махнул он рукой.

В нижнем правом углу лобового стекла, прямо напротив Пашки, зияла дыра с крупный грецкий орех. От неё разбегались трещины, как от солнца лучи. В отверстие действительно прилично сквозило.

– Камень словил на встречке из-под КАМАЗа, – опередил вопрос водитель. – Менять не хотят, мол, нету. Врут!..

Пашка сочувственно кивнул. Затем улыбнулся и щёлкнул пальцем по картонке:

– Хм, остроумно – «Последняя Лошадь»! – он аккуратно засунул «рекламную вывеску» за отворот солнечного козырька и впервые внимательно посмотрел на сидевшего за рулём. Тот был явным оригиналом.

– А то! – таксист гордо поднял подбородок. – Сидел бы ты сейчас на вокзале, ждал первого утреннего автобуса, как Робинзон Крузо Пятницу после дождичка в четверг! А тут – я, как ангел с небес, со своей «Последней Лошадью»!

– А может, название такое потому, что в твоей развалюхе осталась всего одна лошадиная сила? – Пашка не упустил случая пройтись по «живому», намекая на скорость, с которой они тащились. Шофёр ухмыльнулся, сверкнул фиксой на переднем зубе и прибавил газу.

Минут пять ехали молча. Таксист включил ближний свет. Виднее не стало. Настоящей ночной темноты по-прежнему не было. Небо светилось прощальной полоской заката, всё ещё цепляясь за уходящий день. «Волга» тянула монотонную песню и катила по неширокой пустующей дороге. Встречных машин не было.

Водитель поправил кепку на панели и вновь заговорил, словно продолжая начатый разговор:

– Мне нравится бывать на вокзале в такие часы. Никто больше туда ездить не хочет – пассажиров-то раз-два и обчёлся. В это время всего один проходящий. Я туда приезжаю за тишиной. Соловьи поют, черёмухой пахнет, сиренью. Сейчас, правда, уже почти всё отцвело, но красоты меньше не стало. Главное – нет людей…

– А как же заработок, план? – Пашка не ожидал такого откровения от водителя. Устоявшийся стереотип образа таксиста явно рушился.

– Да какой там план, какие заработки вот на этом! – шофёр слегка ударил двумя руками по рулю машины. Помолчал. – Я дорогу люблю…

Пашка украдкой поглядывал на водителя «Последней Лошади», насколько ему позволял вечер и неяркий свет фонарей на придорожных столбах. Шофёр «Волги» был жилист, поджар, даже несколько худощав. Назвать его привлекательным можно было с натяжкой. Но что-то в нём было такое, что притягивало взгляд. В парне чувствовалась мужская сила и надёжность. Глаза его смотрели жёстко и вызывающе. Нос с заметной горбинкой, хищно изогнутые ноздри и волевой подбородок говорили о решительности характера. Светлые длинные волосы, откинутые назад, открывали скошенный лоб. Одна из бровей таксиста была повреждена. Шрам переломил её в середине углом. От этого одна из сторон его лица смотрела на собеседника как бы слегка удивлённо и иронично. В том, как парень держался, чувствовалась подчёркнутая бравада и привычная уверенность в себе. Он напоминал какую-то хищную птицу, всё время рвущуюся в полёт. Лёгкая сутулость, жёсткая складка у рта, постоянно играющие желваки на скулах и пристальный взгляд серых глаз создавали некоторую агрессивную угрюмость, которая никак не вязалась со словами законченного романтика.