Андрей Ефремов - Неумолимая жизнь Барабанова

Словом, не то было странно, что я испугался, странно было, что никто не обратил внимания на это распятие.

Но вот что: не в одном распятии было дело. Кнопф с Анютой стояли, держась за руки, и вот на это я смотреть не мог. Поразило меня и то, что Заструга такие вольности не замечает. Впрочем, молчали и остальные, никто не спешил объяснить мне, что происходит. Тогда я закатил глаза, обмяк, и Ольга живо вытолкала всех из моей горенки. «Позови Кнопфа!» – прошипел я дочери, и Кнопф явился незамедлительно.

– Ты правильно рассудил, – сказал Володька, усевшись мне на ноги – Все тебе врать будут, а я – нет. И тут коллега Кнопф порассказал такого, что я затосковал о своем забытьи.

Во-первых, выяснилось, что мы стоим в получасе автобусной езды от Праги, и что Кнопф побывал там уже не раз. Во-вторых, стоило мне спросить, куда девался Сергей, Кнопф завилял, заюлил и стал разглаживать одеяло у меня на животе. Я надавил, сколько позволяли мне силы, и Кнопф начал рассказывать.

Оказалось, что байкерский наряд это не причуда миллионера и не камуфляж. Извольте знакомиться – байкер от юности своей, Олег Заструга. Мало того, магнат Заструга погружался время от времени в мотоциклетную стихию и мчался дорогами, как в былые годы.

Так вот, байкерская орда, которую так решительно рассеял Кунц, пока нас заливало на острове, числила в своих рядах неузнанного Застругу. Во время известных событий Заструга был бит, а сверх того оказалось, что мотоцикл его пропал. Жажда приключений, как видно, еще не прошла, потому что Заструга потащился за нами, вернее, за табором Степана, и уже в Чехии попытался свой мотоцикл вернуть. А вместо того – попался сам.

Тут начинались странности. Зачем Степан притащил Застругу в наше пригородное уединение? Нет никаких сомнений, что мотокрады Степана и без нас знали, что делать. Однако привез. На собственном Олега Заструги зверовидном мотоцикле.

Вот тут еще одна странность, которую, честь ему и хвала, заметил и оценил коллега Кнопф. В тот день пан Дрозд, сумрачный чех, у которого мы поселились, спилил у себя в саду две засохшие яблони и грушу. И вот, Серегей занимался тем, что распиливал отжившие стволы на чурбаки. (Потом, когда общее яростное упорство пошло на убыль, Пан Дрозд поведал, что за эту работу Сергею обещано было полдюжины грушевых пуговиц в виде сердец.) Заструга про эти пуговицы не знал ничего. Он просто задержался во дворе, когда Степан конвоировал его к дому. Заструга смотрел, как орудует топором Сергей, а Кнопф, сидя на крылечке, следил за течением жизни. «Знаешь, старичок, я тогда еще в Прагу съездить не успел ну и мечтал себе».

Володька меня уверял, что Олег Заструга узнал Сергея не сразу. Может быть. За время наших скитаний он очень переменился. Мальчишеский неловкий облик уходил, и юношеская стать виделась все яснее. К тому же и неожиданная сноровка в обращении с инструментом. Кнопф сказал: «Вертит топором так и сяк, и вот не поверишь – у него все веточки отлетали в одну сторону и падали в одну кучу. Я про себя не говорю, но и ты, Барабан, так не смог бы».

Коротко говоря, и Кнопф, и Заструга залюбовались. Степан при этом своего пленника не торопил, но наблюдал за ним цепко. Дальше было вот что: на крыльцо вышла Анюта и, не замечая пришельцев, окликнула Сергея. «О! – воскликнул в этом месте Кнопф, – ты не представляешь, Шурка, что стало с Застругой!» И вправду, то, что увидел Кнопф, было поразительно. Созерцательное настроение Заструги сменилось такой яростью, что даже Кнопфу, уютно сидящему на крыльце, стало не по себе. Одна Анюта тотчас узнала взбешенного магната, а байкерское обличье ей даже понравилось. Но Заструга-то разозлился не на шутку.

«Ты хочешь, – зарычал он, надвигаясь на крылечко, где сибаритствовал Кнопф, – ты думаешь таскаться с этими прохвостами?» Анюту, как и следовало ожидать, державный гнев не смутил. Она прищурилась и сказала, что будь у Олега Заструги охота, он давно бы отыскал их с Сергеем. «Значит так?!» – завопил Заструга. Кнопфу показалось, что тут-то до него и дошло, что парень с топором это Сергей. Дальше началась уже форменная истерика, дикая и оскорбительная.

«Дубина стоеросовая! – орал Заструга на Сергея, – Собрался у девчонки за спиной век просидеть? Анетту скоро черт-те куда затащат, а он будет топориком тюкать? Не бывать этому!»

«Я знаешь, что думаю, Шурка, он Сергея поколотить хотел. Хотел, хотел. Только топора боялся».

Надо сказать, что Кнопф своим рассказом совершенно искренне увлекся. Видно было, что представление его изумило, и собственные неожиданные догадки напугали. Он уж не ровнял на мне одеяло. Ходил вокруг кровати, говорил, помогал себе руками.