Эдуард Русаков: Майский сон о счастье

Когда пришли в его кабинет, Жучков забыл про факс и кофе – и сразу стал расспрашивать Ветрова про его беседу с рыжим майором. Слушал молча, кивал, иногда задавал наводящие вопросы. Вроде, ничего не записывал.

Потом он позвонил куда-то по телефону, попросил позвать полковника Зверева. Молча выслушал собеседника.

Потом положил трубку и грустно посмотрел на Ветрова.

– Что-нибудь случилось? – напрягся Ветров.

– Да, кое-что. Тот майор, о котором ты мне только что рассказывал, умер сегодня утром, – сказал Жучков. – Отравился грибами. Вот невезуха.

– Не может быть! – воскликнул Ветров. – Я же с ним вместе ел эти грибы! Очень вкусные рыжики! Я их тоже ел – и со мной же ничего не случилось…

– Пока не случилось, – грустно сказал Жучков, глядя на Ветрова с искренним состраданием. – При грибной интоксикации может быть разный инкубационный период. Так что, будем надеяться…

Мой батя – полковник милиции. И я тоже, наверное, стану ментом, когда вырасту. Буду крышевать братков, брать с них дань, а тех, кто станет артачиться, буду мочить нещадно. Иначе нельзя. Жизнь такая. Если не ты, то тебя. Выбирать не приходится.

Сегодня воскресенье, но батя встал злой, опухший, на мать кричит, меня материт ни за что. И какая муха его укусила? Ты, говорит, Артемка, щенок, тунеядец, паразит, сидишь тут на моей шее. – Да какой же я тунеядец – мне всего двенадцать, успею еще наработаться. А батя кричит: пошлю тебя в летний лагерь, пусть там тебя дисциплине научат! – В лагерь я не хочу, не хочу. – А тебя и не спрашивают – хочешь ты или нет. – Я сбегу из лагеря! – А я тебя выпорю как сидорову козу! Тут по телику стали последние новости передавать – и батя отвлекся от меня, прислушался. А там говорят, что вчера убили какого-то прокурора, убийцы задержаны, но заказчик пока неизвестен, и что в этом деле явно замешаны высокие милицейские чины, мол, по их заказу прокурора и хлопнули. А еще сказали, что тому, кто даст информацию о заказчике, будет выплачено приличное вознаграждение (миллион рублей!), и его имя будет сохранено в тайне. И на экране появилось несколько телефонных номеров, а у меня память на цифры хорошая. Батя насупился, выключил телик, налил себе стопку водки и выпил, хотя по утрам он редко пьет, даже в воскресенье. Мама заохала – что творится, убивают на каждом шагу, никакого порядка. Но батя ее перебил – помолчи, говорит, куриная твоя башка, нечего тут болтать. А мама – да разве я говорю неправду? А батя – кому нужна твоя правда, ты лучше помалкивай и рот держи на замке. Нет гарантии, что у меня в доме нет жучков. – Каких жучков? – не поняла мама. – Ну ты совсем с луны свалилась! – закричал батя. – Да в наши дни вообще лучше рот не разевать. Куда ни зайди – всюду видеокамеры, за каждым шагом следят, и жучки подслушивающие повсюду натыканы, во всех конторах – уж точно, но не удивлюсь, если узнаю, что и в домах тоже. Всё под контролем, а ты тут со своей бабьей критикой… – А я слышал, – говорю, – что в каждого из нас еще при рождении вживляют такие чипсы, нет – чипы, с помощью которых можно отслеживать каждый шаг человека… – А ну – заткнись! – заорал батя, замахиваясь на меня здоровенным кулаком. – Трепло. Развели тут домашний парламент… Завтра же отвезу тебя в лагерь «Орленок», там из тебя быстро дурь-то твою выбьют! – А что я такого сказал? – кричу. – Что я такого сказал?

Я-то знаю, чего батя психует. Он из-за этого убитого прокурора психует. Не потому, что бате его жалко – наоборот: батя боится, как бы его самого в этом деле не зацепили. Ведь задержанные убийцы как раз из той самой банды, которую батя мой много уж лет крышует.

На следующее утро батя и впрямь повез меня в лагерь «Орленок». Я-то думал, он просто пугает, а он, оказывается, всерьез. Ну, думаю, ладно. Я это тебе припомню.

А он меня директору лагеря из рук в руки передал, да еще попросил – вы, мол, с ним построже, глаз с него не спускайте. – У нас не забалует, – говорит директор (тоже, видимо, бывший мент). – Я вашего Артема командиром пятого отряда назначу, пусть покажет свои лидерские способности.

Батя уехал, а я стал устраиваться в этом сраном лагере. Нашел пятый отряд, огляделся. Раз, говорю, я командир отряда, то вот эта кровать у окошка будет моя. – Но это моя кровать… – разинул пасть какой-то дохляк в соломенной панамке. Пришлось ему наглядно объяснить, кто есть командир, а кто – говно собачье. Других возражений не последовало. Все пацаны быстро поняли, что я шутить не люблю.