Артем Ледовский - Сорок бочек

- Довольно романтично говорить о квартире, как о персоналии, - пошутил Алекс. - Ночью одному не скучно.

- Понимаешь, некоторые усовершенствования здесь просто не проходят. Об этом меня предупреждал еще покойный Прочашковисский.

Балконнная дверь в кухне не открывается и не ремонтируется, хоть убей. В кабинете не идут ни одни часы. Или, например, свет в коридоре проложить никак нельзя, то электрики не приходят, то сверла у них ломаются, был даже случай пропажи электрика вместе с инструментом, когда я приглашал хлопца из телефонной компании линию протянуть в кабинет.

- Как это - "пропажи"? - удивился Алекс.

- Я его запустил протягивать кабель, а сам пошел в магазин, чтоб не мешать. Через полчаса возвращаюсь - линия с розеткой установлены, а его нет.

- Ого! Полагаешь, Пугача постигла та же участь? - развеселился

Алекс.

- Не знаю, - невозмутимо произнес Тема. - Посмотрим.

Алексу вдруг показалось, что среди женских голосов, доносящихся из гостиной, послышался мужской. Он замер и прислушался. Уф!

Показалось.

Они шли по корридору, держась левой стены. Лампа помогала не оступиться и распознать двери в черных прямоугольниках на стенах и отличить их от картин и зеркал. Иногда свет выхватывал из темноты кусок стены корридора с правой стороны - туда друзья решили не смотреть. Им казалось слишком сложной задачей держать под контролем обе стороны их пути. Корридор, похоже, становился все шире и шире, а потолок скоро перестал быть виден - так высоко он поднялся. Внезапно

Алекс, закрывая глаза от лампы, сделал два шага вперед, оставив Тему позади. Тема присмотрелся, да, впереди виднелось, что из-за ближайшей двери выбивается свет. Друзья прибавили шагу и через несколько мгновений пересекли порог библиотеки.

Библиотека теминой квартиры заслуживает отдельного описания. Это был огромного размера зал, где по гигантскому периметру высились темно-коричневые деревянные стеллажи с книгами всех времен, сортов и языков. Стеллажи были настолько высоки, что сопровождались лесенками, которые поднимались простыми ступенями на трехметровую высоту, а далее вились вдоль полок, образуя второй этаж небольшим балкончиком с резными перилами. Половину помещения зала заполняли огромные тяжелые дубовые столы, двумя массивными рядами они создавали атмосферу тишины и спокойствия. Старинные высокие стулья были приставлены к столам, они были обиты коричневой кожей с литерой

V, выдавленной на спинке. Вторую половину зала занимали шкапы, полные книг, и приставленные к ним резного орехового дерева бюро, заваленные свитками и манускриптами со здоровыми гусинными перьями, воткнутыми в книги, как закладки, и просто вяляющимися в беспорядке между чернильниц. Пол в библиотеке был паркетным, со знакомой монограммой V, выложенной красной дубовой доской в центре. Под литерой имелась надпись на латинском языке "из бесконечности пришед, в бесконечность уйду" "ex infinita veni, ad infinitum venirum".

Библиотека освещалась многочисленными бра, вмонтированными прямо в книжные стеллажи, и настольными лампами, водруженными на бюро и столы. В самом дальнем углу библиотеки на балкончике сидел согбенный

Пугач, уткнувшись носом своим бесконечным в какую-то кладезь человеческой мудрости и опыта. Друзья подошли поближе и убедились в том, что заподозрили сразу - Пугач спал. Сладко сопел, не одолев какой-то пыльный фолиант в кожанном переплете.

- Оставим его так? - прошептал Тема.

- Пусть спит, - убедительно прошипел Алекс. - Не будем будить.

Пошли обратно.

Поплутав изрядно и зашедши по дороге на кухню за новой бочкой, друзья вернулись в гостиную, где не так давно оставили своих гостей.

Из пятерых девушек в наличии были только три, Юля, Лена и Ира, которые безмятежно спали, повалившись как попало. Наташа и Таня изчезли в неведомых направлениях, скорее всего, отбыв домой по причине позднего часа. Алекс и Тема погрузились в кресла для продолжения пивной драмы, но не нашли в себе мужества открыть принесенную с собою бочку. Они раскурили сигары и молчали, размышляя каждый о своем.

Тема, перебросив обе ноги через подлокотник кресла, рассеянно созерцал картину на стене. Дом с ржавой водосточной трубой замерзал под холодными зимними ветрами. Сосульки свисали с желобов, а окна были подморожены инеем. Порог слегка замело снегом, как и бродягу, который, недвижим, валялся на обочине дороги. Картина всею тоскою вопрошала нетребовательного зрителя о своей весьма сомнительной художественной ценности. От серости и туманности картины Тема принялся засыпать.