Артем Ледовский - Сорок бочек

Чеслава уложила мальчиков спать и поднялась к мужу в кабинет.

Василий Игнатьевич поднял голову, услышав ее шаги, и сладко потянулся. Он тоже хотел бы отправиться в теплую постель, а не сидеть здесь в холодном кабинете, который еле-еле топился небольшой печкой, одиноко потрескивающей дровами в углу.

- Как малыши? - спросил он входящую жену.

- Перебесятся и уснут, Вася. Тебе ужин подогреть?

- Нет, не надо, - ответил он. - Горячего вина сделай - холодно.

Он подсчитал выручку и траты за день, запер деньги и бумаги в сейф, который привезли ему в прошлом месяце из Немчины. Умывая руки воздухом, чтобы согрелись, Василий Игнатьевич спустился вниз в гостиную, где жена уже накрыла стол перед камином, поставив закутанный в полотенце кувшин с горячим вином, две глиняных кружки и тарелку с ломаным домашним хлебом.

Он сел на теплый пол поближе к камину и взял протянутую Чеславой кружку с вином. Глоток за глотком он постепенно согревался, теплота обволакивала его с ног до головы, наполняя его неповторимым чувством мира и домашнего уюта. Рядом в кресле сидела, прижавшись щекой к горячей кружке, Чеслава, она завороженно смотрела в камин на разбегающиеся огоньки, перескакивающие с полена на полено и убегающие куда-то наверх в дымоход.

Он стал пересказывать ей содержание своего дня, с кем он встречался, о чем говорили, какие новости рассказали. Он рассказал про успехи лесопилки на паях, в которой участвовал и ее отец, про чудную английскую машину, которую они установили вместо старой пилы, и теперь машина за день дерева в три раза больше обрабатывает. Потом пошутил, как обычно, про то, что пора бы дочкой обзавестись.

Чеслава, как обычно, рассмеялась смущенно.

Через полчаса она уже спала в кресле, согревшись у камина не без помощи горячего вина, а Василий Игнатьевич все сидел на полу, прижавшись щекой к чеславиной руке, и смотрел в камин.

В доме Протопоповых гостиная с камином была на втором этаже справа от лестницы. Сама же лестница спускалась в небольшую парадную, где был тамбур до входной двери, дубовой, окованой железом с маленьким решетчатым окошечком, чтоб смотреть, кто пришел.

Прислугой Протопоповы не пользовались, будучи людьми старой крестьянской закалки. Жена в доме была для того, чтобы следить за хозяйством, хоть и дом был, пожалуй, слишком большим для такой семьи.

Василий Игнатьевич задремал, он видел во сне больших белых птиц, которые летали у него над головой, а он смотрел на них, заложив руки за спину, и улыбался, повторяя довольно, "К счастью, к счастью". А птицы кружились, подлетая к солнцу, и крыльями своими рвали белоснежные облака. Вдруг раздался гром. Василий Игнатьевич нахмурился и проснулся.

Он обнаружил себя лежащим на полу у ног спящей Чеславы, некоторое время он рассержено моргал, приходя в себя, и услышал, наконец, то, что его разбудило. Внизу в парадной стучали в дверь. Негромко, но явственно.

- Что за черт, прости Господи, - пробормотал Василий Игнатьевич, перекрестившись, и, шаркая ногами, направился к лестнице. У двери гостиной он обернулся и посмотрел на Чеславу, та спала и не думала просыпаться.

Он спустился в парадную к входной двери и открыл маленькое решетчатое окошечко, посмотреть, кто пришел. У двери, прислонившись головой к кованному железу, сидел грязный лохматый старик с длинною седою бородою, он тяжело дышал и, сбиваясь с дыхания шептал,

"Откройте же! Откройте Бога ради!"

- Этого еще не хватало, - подумал Василий Игнатьевич. - Совсем бездомные стыд потеряли - в приличные дома стучаться. Кабы не разбудил он детей, да жену. Испужаются со сна-то.

- Тебе чего надобно? - сурово спросил он старика.

Старик, казалось, не слышал. Он все также тяжело дышал и говорил полушепотом:

- Да, что же это такое-то? Дороги никак не найду! Все кусты, да кусты! Куда все подевались-то, Господи-и-и?! - он сбивался на всхлипывания и стучал ладонью в дверь.

Василий Игнатьевич рассвирипел, он пошарил рукою по сторонам - попалась, кажется, метла, распахнув дверь настежь, отчего старик отлетел на добрых пять шагов на мостовую, он вылетел из дома и, отчаянно бранясь, указал старику на улицу. Тот даже не сопротивлялся, он смотрел, не мигая, на Василия Игнатьевича огромными глазами, раскрывши рот, отчего борода его седая оттопорщилась в разные стороны. Василий же Игнатьевич бормотал, отпихивая старика метлой все дальше и дальше от дома:

- Это порядочный дом, ты что, не видишь, здесь люди спят по ночам, а ты молотишь в двери, окоянный! Ступай отсюда немедля, не то жандармов позову, - отправишься на каторгу за Урал лес рубить.